- Хочешь кончить… дрочи свой!©
Фандом: ориджинал
Название: «День влюбленных»
Автор: Julia Lami
Пейринг: ОМП/ОМП
Жанр: angst, darc, deat, bdsm, извращенный fluff
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Саммари: см. заявку
Примечания автора: текст соответствует заявке, поэтому не стоит его читать, если нет желания испортить себе праздничное настроение.
Дисклеймер: персонажи оригинальные, права на них принадлежат автору.
Фраза, отмеченная звездочкой, принадлежит Светлане Мартынчик (М. Фрай).
Т_Т
Я никогда не любил красный цвет. Цвет дурманных маков. Цвет лежащих на свеженасыпанном холмике гвоздик с переломанными стеблями. Цвет роз, которые ты подарил мне на нашем первом и единственном свидании. Цвет открытой плоти. Цвет изнанки кожи. Потемневший цвет сохнущей корки ожога… разбитых губ… внутренней стороны бедер сразу после.
Я часто видел в школе, как смешные девчушки рисуют красным кривобокие сердечки, пишут рядышком «L_O_V_E» растекающимися неровными буквами. Но только теперь я знаю почему.
Любовь одного цвета с кровью.
Я с детства предпочитал соленый вкус сладкому. Кровь тоже соленая. И слезы. Любовь – соленая. Только если пересолить, становится горько. Я не-на-ви-жу горечь.
Твоя любовь ощутимо горчит.
... ...
Три высоченные ярко-красные розы в моей руке. Ты обхватываешь мой кулак, сжимая. Шипы впиваются в кожу.
- Больно!
- Нравится?
- Нет!..
- Нет?- удивленно.
Сжимаешь сильнее, и я, чувствуя, как шипы прокалывают кожу, вскрикиваю.
- Мне нравится твой голос.
……
Боль. Боль. Темно. Красно. Больно. Нежно… Горько.
……
- Я люблю тебя… - щелчок, и хлыст ползет по светлому ламинату змеей, и я отстраненно наблюдаю за оставляемым им красным влажным следом.
- Я так люблю тебя...
Щелчок…
……
Кровь – самая совершенная субстанция на свете. Текучая и подвижная утром, к вечеру она застывает цементной коркой, пропитав простыни и всосавшись в матрас под ними. Я думаю, что она давно уже вошла в текстуру ткани – стирай - не стирай… В человеке около четырех литров крови. Во мне больше. Много больше. Море крови. Иначе ее просто не хватило бы на этот год. Самый долгий в моей жизни. Ровно год. Триста. Шестьдесят. Пять. Дней. Сегодня он. Триста шестьдесят пятый день моего безумия. Семьдесят шестой день зимы. Сорок пятый день нового года. Четырнадцатый день февраля. Мой первый День Влюбленных.
……
- Что ты думаешь о любви?
- Любовь? Я думаю, она есть…
Смех.
- Что она такое в твоем понимании?
- Не знаю… Это философский вопрос. Наверное, в первую очередь, это умение жертвовать чем-то во имя любимого человека.
- Наверное…
- А ты? Что ты думаешь о любви?
- Любовь – это боль.
……
Боль. Ее столько разновидностей. Я не думал, что так много. Я не знал, что она бывает такой разной. Не задумывался над тем, насколько саднящая боль от стертых наручниками запястий не похожа на тонкую боль от распадающейся под лезвием плоти… а она, в свою очередь, не похожа на шипящую боль, с которой чернеет кожа под пламенем зажигалки. Бьющая в виски мигрень – это не боль. Это отдых от нее. Это почти счастье.
……
- Не надо! Ну пожалуйста!!! Нееет!!!!
Раскаленное железо аккуратно, почти нежно, прижимается к влажной коже точно напротив сердца. Формочка для печенья. Трогательное сердечко.
- Я люблю тебя…
Платок ласково впитывает мгновенно выступившую на лбу испарину, вбирает в себя льющиеся сплошным потоком слезы.
- Ну что ты? Посмотри, как красиво…
……
Красота. Я так много узнал о ней за последний год. Изможденное тело – это красиво. Сморщенные и бледные узоры заживших ожогов – это красиво. Свежие ожоги – это еще красивее. Их красоту превосходит только изящество вспоротой колючей проволокой кожи. Изысканность кровоточащего мяса под содранным лоскутом. Неповторимость истерзанной плоти.
Раньше я думал, что красота – это взмах твоих угольных ресниц и непроглядная чернота зрачка. Блеск тонкого локона на фоне белоснежного лба. Завораживающий танец тонких, но сильных пальцев профессионального хирурга.
Ты многое объяснил мне за неполные двенадцать месяцев.
Теперь мне кажется, что самое красивое на свете зрелище – это водопад крови, хлещущей из твоего разорванного горла, и закатившиеся глаза цвета остывшего пепла. Жаль только, что это зрелище мне недоступно.
……
- Ты боишься?
- Да.
- Боишься?
- Да!
- Чего, маленький? – удивленно.
- Тебя.
- Меня? Не бойся. Я же люблю тебя. Разве любви можно бояться? Любовью надо наслаждаться…
……
Наслаждение. Еще одна веха. Еще одно открытие.
……
- Тебе хорошо, маленький?.. Тебе ведь хорошо?.. Тебе хорошо...
Мне хорошо. Мне так хорошо, что мой крик не стихает ни на секунду до тех пор, пока не отказывают измученные связки, тогда он переходит в хриплое поскуливание. И жгучие слезы разъедают искусанные в мясо губы. Но я еще держусь на шатких расползающихся коленях, я даже пытаюсь подаваться тебе навстречу, пусть от каждого толчка вглубь мне хочется сдохнуть, но это лучше, чем травление узоров кислотой по коже. На заднем плане гаснущего вспышками сознания слабо теплится надежда на то, что, удовлетворив свою похоть, ты забудешь о пузырьке темного стекла, ждущем на тумбочке у кровати...
Надежда – глупое чувство.*
……
Надежда… Первые несколько месяцев она была моей худшей пыткой. Я все ждал, что меня хватятся, надеялся, что на работе забеспокоятся, почему учитель истории пропускает один урок за другим… А в середине третьего месяца ты вскользь упомянул о том, что в первую же неделю побывал в моей школе. Отнес им фиктивный открытый больничный. И поставил переадресацию на мой домашний телефон. Имея деньги, можно многое. Пожалуй, тогда я впервые до бессильного крика пожалел о том, что давно разорвал отношения с семьей и так и не обзавелся друзьями в реале. Виртуальные знакомые с успехом заменяли мне их. А потом ты один заменил всех.
……
History: Сколько мы уже общаемся?))
Abyss: месяц)
History: А мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь!..)))
Abyss: это нормально…) мне тоже кажется, что мы давно… знакомы)
Abyss: я хочу с тобой встретиться
History: Мм… я тоже… тоже хочу с тобой встретиться…))
Abyss: я рад) я так долго ждал этого…)
History: Целый месяц?))))))
Abyss: дольше… значительно дольше…)
History: Ты знаешь, мне даже немного страшно…))
Abyss: не бойся…)) тебе нечего бояться, маленький…)
……
День Святого Валентина. Ровно год назад. Наше первое свидание. Ресторан. Красные розы. Красная скатерть. Красное вино. И жарко мокнущие красные простыни в твоей квартире… и потрясающий секс… и череда нереальных оргазмов… ты во мне… везде… до конца… я засыпал счастливым.
А проснулся пристегнутым наручниками к спинке кровати.
Сначала я принял это за шутку. Однако, пробившись в оковах до глубокой ночи, охрипнув и дважды обмочившись, начал понимать, во что вляпался.
Когда ты, наконец, пришел, первым вопросом, который я задал тебе после потока ругательств, проклятий, угроз и просьб, было: «Зачем?»
И ты ответил: «Я хочу, чтобы ты никогда не забыл этот праздник, маленький…»
Праздники, проведенные в твоем обществе сложно забыть. Мое тело и моя память хранят живые отметины – напоминания о каждом из них… 23 февраля – перелом запястья и вывих бедра… Мой день рождения – длинные рваные шрамы на внутренней стороне бедер… Твой день рождения – тридцать четыре фигурных химических ожога – по числу прожитых тобою лет. Лет без меня, как ты сказал тогда. Новый год…
……
Новый год. Запах хвои и антисептика. Ледяное шампанское через катетер. Много. Слишком много. Я глотаю. У меня нет выбора. Сложно спорить со сломанной в трех местах челюстью, пусть она уже и почти срослась. Алкоголь на голодный желудок дурманит… кружит голову, изменяет сознание… И я уже сам выгибаюсь навстречу твоим рукам… И ты кажешься мне божеством в колышущемся мареве свечных бликов. Ты приподнимаешь мои бедра и входишь, как всегда насухую, втискиваешься в воспаленный проход, и я привычно прокусываю губу. Может быть, дело в шампанском, но сегодня я возбужден, впервые за долгое время, и ты тут же обматываешь у основания мой стоячий член сдернутой с елки серебристой и тягучей «дождинкой». Полимерная полоска остро впивается в возбужденную набухшую плоть, ранит, мучит… Кричу. Насколько позволяют сжатые челюсти. Хрипло и надсадно, в такт твоим медленным жестоким толчкам. Ты, не прекращая движений, аккуратно снимаешь с елочной ветви (как удобно: все под рукой, ты предусмотрел каждую мелочь) крупный стеклянный шар – к_р_а_с_н_ы_й – и резким движением бьешь его о железную спинку кровати. Во все стороны брызжет тонкая стеклянная крошка. Ты, изящно зажав в длинных холеных пальцах получившуюся «розочку», с нажимом ведешь фантастически острыми краями произвольную кривую от моего виска по щеке, челюсти, шее, груди, вниз, к паху… Полоска разошедшейся кожи тут же обрастает бахромой горячих рубиновых потеков… Наверное, это красиво. В коже очень много капилляров, ты рассказывал мне об этом, когда впервые кромсал скулящий комок заходящейся от ужаса плоти, в который я был превращен твоими проявлениями чувств. Я и сейчас скулю, но уже тише, я привыкаю… привык. Ты выписываешь последний кровавый вензель на моем животе и отшвыриваешь ненужный больше осколок… Я хочу, чтобы ты ускорил ритм… это означало бы, что конец близок. Но ты продолжаешь так же плавно втыкаться в меня и медленно ползти наружу, вытягивая за собой струйки крови из израненного отверстия… Я обессилено закрываю глаза, но слышу легкий шорох и тут же испуганно распахиваю их. Что еще ты задумал? В твоих руках длинная витая свеча… трепещущий язычок пламени двоится, отражаясь в моих расширившихся зрачках… Ты наклоняешь ее, и жидкий воск льется на обнаженную головку, заставляя мычать и биться под тобой. И, застывая, отстает гладкими ломкими корками, когда ты, сняв проклятую блестящую нитку, позволяешь мне зайтись болезненным вымученным оргазмом. И от него я кричу сильнее, чем от всей сегодняшней боли разом…
……
Воспоминания, как всегда, перехватывают горло тугим бинтом, практически уничтожая бережно взрощенную решимость. Я боюсь тебя. Я дико тебя боюсь. До истерики, до мучительных стыдных спазмов внизу живота. Это почти рефлекс. И ты это знаешь. И беззастенчиво пользуешься моим страхом. Однако он же дает мне преимущество. Ты не ждешь от меня опасности. Чем может быть опасно забитое искалеченное существо для своего мучителя?
Ты уверен в том, что сломал меня. Я уверен в том, что ты сделал меня сильнее. Гораздо сильнее, чем я был год назад. Год назад я боялся крови, боли и с ужасом смотрел выпуски криминальных хроник, отворачиваясь, когда на экране мелькало изображение прикрытого тряпкой искореженного т_е_л_а. Теперь я привык к виду крови и знаю о боли все. Теперь меня не напугать заметками о маньяках. И я точно знаю, что если когда-нибудь грязной засаленной тряпкой накроют твое т_е_л_о, я сдерну ее, чтобы всласть налюбоваться.
Мои мысли движутся рывками, осыпаются битым стеклом, перекатываются, раня сознание своими до жестокости острыми кромками, мешаются с ошметками воспоминаний.
Я жду тебя. Ты обещал вернуться пораньше сегодня. Интересно, что ты приготовил для меня на этот раз? Сегодня ведь как-никак наша годовщина. Первая. И я очень надеюсь, что последняя. Я готовился к этому дню четыре месяца. Ты говорил, что любишь сюрпризы. Ты удивишься моему сюрпризу. Надеюсь только, что у тебя будет не много времени на удивление. Я не знаю, что ты приготовил для меня, но я очень хорошо знаю, что я приготовил для тебя.
Ну где же ты?.. За окном темнеет, это значит, что сейчас около шести. Ты обещал прийти раньше, но задерживаешься. Где ты? Я уже целую вечность не умирал под черными углями твоих зрачков. Не вздрагивал от прикосновений твоих рук. Не вжимался в простынь при звуках твоего голоса…
Мысль о твоем голосе, как магнитом, тянет за собой очередное воспоминание.
……
Ночь. Мерное тиканье часов сочится в слегка приоткрытую дверь. Я не вижу ее – она за моей спиной – но чувствую тонкие нити сквозняка там, где одеяло недостаточно плотно прилегает к коже. Ноющее ощущение в срастающихся костях. Почти невыносимая днем, сейчас боль придушена анальгетиками и вяло копошится под гипсом. Такая, тихая и сонная, она даже чем-то приятна. Ты рядом, полулежишь на моей постели, поверх одеяла, в одежде, прислонившись к неудобной спинке из металлических прутьев, прижавшись ко мне. Твоя рука в моих отросших волосах. Гладит, перебирает, ласкает кожу головы. Нежно. Почти неощутимо. Иногда чуть спускается и касается щеки. Я чувствую тепло узкой сухой ладони и контрастную прохладу пальцев.
- Ты – все для меня. Ты – вся моя жизнь, понимаешь? Я мертв за стенами этой комнаты. Я мертв на улице, мертв на работе. Я живу только здесь. С тобой.
Твой голос звучит очень тихо и спокойно. Размеренно. Доверительно. Нежно. Можно было бы даже расслабиться и представить, что мы просто лежим вместе в постели после чудесного секса, и ты изливаешь мне душу. Можно было бы, но несколько мешают наручники, притягивающие мои руки к железу кроватной рамы, и тянущая боль в гипсовой скорлупе. Ты ненадолго замолкаешь, позволяя себе какой-то печальный вздох, а потом продолжаешь:
- Я никогда и никого не любил. Никогда. Никого. Я не позволял себе увлечься. Я хранил это чувство. Накапливал его годами. Берег для того единственного, кто будет достоин принять мою любовь. И сможет понять ее… Я выбрал тебя. Я увидел в тебе того, кто способен на это. Ты пока боишься. Да… наверное, я страшно люблю. Но ты поймешь потом, а, поняв, простишь. Ты пока просто не осознаешь, как много я делаю для тебя… Ч_т_о я дарю тебе. Мы с детства являемся рабами собственного тела. Мы зависим от него. Живем ради него. Подчиняемся ему. Телу холодно – и мы надеваем на себя ворох тряпок, тело проголодалось – и мы услужливо напихиваем его всякой дрянью, тело боится боли – и мы отступаемся от действительно важных целей и свершений. Страх тела – причина общечеловеческой трусости. Если бы человек не боялся шагнуть с высоты, люди давно бы уже летали. Тело каждого – это его клетка. Косный разум – замок на ней. Но и тело, и разум можно победить, сломать, обхитрить. Приучить к голоду и холоду… к боли… заставить разум превзойти категорию унижения. Я учу тебя свободе от тела, свободе от разума. Освободившись, ты станешь совершенством. Только совершенство достойно моей любви. Ты просто пока не понимаешь, насколько тебе повезло…
Твой голос становится все тише и тише, постепенно превращаясь в шепот.
- Ты – мое все… Меня нет без тебя… - твои губы касаются моего виска. – Я люблю тебя, маленький…
Я лежу, притворяясь спящим. Надеясь только, что сердце колотится не слишком гулко. Я не хочу слышать того, что ты мне говоришь. Я не желаю этого знать.
Я у тебя уже пятый месяц…
……
Мое сердце судорожно бухает в ребра ровно в тот момент, когда ключ входит в замочную скважину. За год я каким-то немыслимым способом научился до секунды точно чувствовать эти мгновения.
Звук закрывающейся двери, шорох снимаемой одежды, твои мягкие шаги.
- Здравствуй, маленький. Как ты?
Я еще не вижу тебя, но знаю, какое сейчас выражение на твоем лице. Смесь заботы и легкой печали, даже грусти.
- Хорошо. – Я очень стараюсь не позволить ноткам сарказма прорваться в голосе. Сегодня – сейчас – я должен вести себя идеально, чтобы ты ничего не заподозрил. Я слишком долго готовился, у меня есть один-единственный шанс и совсем нет права на ошибку. Я буду шелковым. Послушным и вежливым. Я усыплю твою бдительность. Ты поверишь мне. И я этим воспользуюсь.
Ты проходишь в зону моей видимости, садишься на корточки у кровати. Прохладные пальцы касаются моей щеки. Легонько, самыми кончиками, скользят по коже, гладят.
- Я скучал, хороший мой. Прости, что задержался. Пришлось.
Я киваю. А сам во все глаза гляжу на тебя. Высокий аристократичный лоб, четко очерченные скулы, темные брови вразлет, тонкие нервные крылья носа, порочный изгиб чуть пухлых губ. Вьющиеся волосы спадают мягкими локонами… Серый пепел радужки и уголь зрачка… Ты идеально красив… Просто прекрасен… Я вглядываюсь в твои черты, пытаясь впитать их в себя, запомнить каждую мелочь. Если все пойдет как надо, сегодня я вижу тебя в последний раз…
Ты встаешь и отходишь к окну. На тебе кипенно-белая рубаха свободного покроя и черные узкие брюки, и я отстраненно думаю, что к образу не хватает ботфортов. И красного пояса. Вообще чего-нибудь красного. Ты стоишь спиной, и моя рука как бы невзначай обхватывает тонкий вертикальный прут кроватного изголовья.
- Ты помнишь, какой сегодня день?
Твой вопрос заставляет меня вздрогнуть, хорошо, что ты этого не видишь. Стараясь, чтобы голос не слишком дрожал, отвечаю:
- Помню.
- Ровно год.
- Да.
Молчание. Тяжелое и напряженное. Не такое, как обычно. Что-то есть в этом молчании, что-то отличающееся от тех пауз, что были раньше.
- Тебе плохо со мной. – Ты не спрашиваешь – утверждаешь.
Я молчу.
- Я думал, ты поймешь. Я верил, что ты захочешь моей любви.
Молчу. Все идет не так, как я задумал, но мои пальцы упрямо перебирают железный прут, выкручивая его из гнезда. Я хочу быть готов.
- Я не хочу больше мучить тебя.
Сердце пропускает удар. Что ты задумал?
- Сегодня все закончится, ты ведь хочешь этого. Можешь считать это моим подарком.
А вот теперь сердце начинает колотиться, как сумасшедшее, и я явственно ощущаю резкую нехватку воздуха в легких.
Сглотнув, с трудом выталкиваю через горло липкий и тяжелый комок слов:
- Ты… убьешь меня?
Ты резко поворачиваешься ко мне. На твоем лице написан шок. Огромный неверящий шок, который вдруг сменяется плещущей из глаз болью, такой острой, что я вздрагиваю.
- Ты так и не понял… - твой голос тихий и слегка дрожащий. – Так и не понял…
Я пытаюсь тянуть время, длить разговор. Я будто раздвоился сейчас, и один пытается понять, что происходит, а другой – упорно следовать разваливающемуся на куски плану. Пальцы крутят шатающийся прут. Ты стоишь лицом, но не замечаешь этого, а может, и замечаешь, но списываешь на нервную моторику. Твой взгляд прикован к моему лицу. Я толкаю сквозь глотку очередной словесный комок:
- Не понял чего?
- Я люблю тебя… Я… освобожу тебя… от себя. Сегодня.
Выкрученный прут выскальзывает из моих разом ослабевших неловких пальцев, и в это же мгновение раздается жуткий треск со стороны прихожей. Я подскакиваю на кровати… А ты спокоен, только быстро переводишь взгляд на дверь, бормочешь: «Быстро…», – а потом возвращаешь его к моему лицу и смотришь, смотришь… словно пытаясь насмотреться впрок.
Ты не отводишь взгляда, даже когда комнатная дверь с грохотом впечатывается в стену под ударом тяжелого форменного берца. Резкий голос бьет по барабанным перепонкам:
- ВСЕМ ЛЕЖАТЬ, РАБОТАЕТ ОМОН! ЛИЦОМ В ПОЛ, РУКИ ЗА ГОЛОВУ!
Я в панике выворачиваю шею, забыв об освобожденной руке, чтобы увидеть у двери двух людей в форме и масках и угадать еще нескольких в прихожей. Лихорадочно перевожу взгляд на тебя. Для меня сейчас все происходит тягуче-неторопливо, будто в замедленной съемке… А ты не испуган… И даже не удивлен.
- ЛЕЧЬ НА ПОЛ, РУКИ ЗА ГОЛОВУ!
Вместо этого ты тянешься руками куда-то за спину, к брючному ремню. У тебя есть такая привычка – в особые моменты сцеплять руки на пояснице… Однако бойцы ОМОНа истолковывают твои действия по-своему.
Я отстраненно слышу сдвоенный хлопок из-за спины, и долей секунды позже на крахмальной белизне твоей рубашки расцветают два красных пятна. Я в ужасе поднимаю взгляд от твоей груди на лицо… А ты все так же смотришь на меня, заваливаясь назад… и губы шевелятся в попытке произнести что-то недосказанное…
Темно.
……
Криминальная хроника.
Неожиданной развязкой завершились поиски пропавшего около года назад двадцатичерехлетнего учителя истории Владислава К. Напомним, что молодой человек пропал примерно в феврале прошлого года. Изначально никто не занимался его поисками, поскольку на место работы якобы родственником был предоставлен открытый листок нетрудоспособности, свидетельствующий о длительной госпитализации К. в связи с обострением хронического заболевания. Однако через два месяца дирекция учебного заведения начала проявлять беспокойство, поскольку при попытке выяснить место госпитализации учителя, оказалось, что документ поддельный, а врача, «выдавшего» его, в природе не существует. Домашний телефон пропавшего не отвечал. Родители также не смогли пролить свет на ситуацию, пояснив, что сын прекратил общение с ними примерно за полгода до исчезновения. В виду сложившихся обстоятельств директором школы было принято решение обратиться к правоохранительным органам. В ходе розыскных мероприятий оперативниками был предпринят обыск квартиры пропавшего, в том числе – проверка информационного содержимого жесткого диска персонального компьютера. Некоторую зацепку в разгадке исчезновения дало изучение файлов электронной переписки, из которых стало ясно, что вечером 14 февраля прошлого года молодой человек отправился на встречу с неизвестным в ресторан ***, после чего дома уже не появлялся. В ходе допроса сотрудников ресторана оперативникам удалось получить приблизительный словесный портрет подозреваемого, однако на этом следы обрывались. Неизвестно, сколько еще времени могло продолжаться это, казалось бы, безнадежное расследование, но 14 февраля этого года в 17:45 в дежурную часть Первого отдела милиции поступил анонимный звонок с телефона-автомата. Мужчина, пожелавший остаться неизвестным, сообщил о месте нахождения пропавшего юноши.
По указанному адресу незамедлительно выехал отряд милиции особого назначения. В ходе спасательной операции при попытке сопротивления был убит преступник, которым оказался тридцатичетырехлетний Константин И. - ведущий хирург местной поликлиники. Потерпевший Владислав К. был госпитализирован. По данным следствия молодой человек удерживался маньяком на собственной квартире в течение года, регулярно подвергаясь пыткам и сексуальному насилию.
К сожалению, нанесенная преступником потерпевшему психологическая травма оказалась, видимо, слишком серьезной. 16 февраля этого года после очередного медицинского осмотра, дождавшись ухода врача, Владислав К. выбросился в окно стационара с четвертого этажа. Спасти жизнь пострадавшего врачам не удалось.
… …
«Если бы человек не боялся шагнуть с высоты, люди давно бы уже летали…»
Название: «День влюбленных»
Автор: Julia Lami
Пейринг: ОМП/ОМП
Жанр: angst, darc, deat, bdsm, извращенный fluff
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Саммари: см. заявку
Примечания автора: текст соответствует заявке, поэтому не стоит его читать, если нет желания испортить себе праздничное настроение.
Дисклеймер: персонажи оригинальные, права на них принадлежат автору.
Фраза, отмеченная звездочкой, принадлежит Светлане Мартынчик (М. Фрай).
Т_Т
Я никогда не любил красный цвет. Цвет дурманных маков. Цвет лежащих на свеженасыпанном холмике гвоздик с переломанными стеблями. Цвет роз, которые ты подарил мне на нашем первом и единственном свидании. Цвет открытой плоти. Цвет изнанки кожи. Потемневший цвет сохнущей корки ожога… разбитых губ… внутренней стороны бедер сразу после.
Я часто видел в школе, как смешные девчушки рисуют красным кривобокие сердечки, пишут рядышком «L_O_V_E» растекающимися неровными буквами. Но только теперь я знаю почему.
Любовь одного цвета с кровью.
Я с детства предпочитал соленый вкус сладкому. Кровь тоже соленая. И слезы. Любовь – соленая. Только если пересолить, становится горько. Я не-на-ви-жу горечь.
Твоя любовь ощутимо горчит.
... ...
Три высоченные ярко-красные розы в моей руке. Ты обхватываешь мой кулак, сжимая. Шипы впиваются в кожу.
- Больно!
- Нравится?
- Нет!..
- Нет?- удивленно.
Сжимаешь сильнее, и я, чувствуя, как шипы прокалывают кожу, вскрикиваю.
- Мне нравится твой голос.
……
Боль. Боль. Темно. Красно. Больно. Нежно… Горько.
……
- Я люблю тебя… - щелчок, и хлыст ползет по светлому ламинату змеей, и я отстраненно наблюдаю за оставляемым им красным влажным следом.
- Я так люблю тебя...
Щелчок…
……
Кровь – самая совершенная субстанция на свете. Текучая и подвижная утром, к вечеру она застывает цементной коркой, пропитав простыни и всосавшись в матрас под ними. Я думаю, что она давно уже вошла в текстуру ткани – стирай - не стирай… В человеке около четырех литров крови. Во мне больше. Много больше. Море крови. Иначе ее просто не хватило бы на этот год. Самый долгий в моей жизни. Ровно год. Триста. Шестьдесят. Пять. Дней. Сегодня он. Триста шестьдесят пятый день моего безумия. Семьдесят шестой день зимы. Сорок пятый день нового года. Четырнадцатый день февраля. Мой первый День Влюбленных.
……
- Что ты думаешь о любви?
- Любовь? Я думаю, она есть…
Смех.
- Что она такое в твоем понимании?
- Не знаю… Это философский вопрос. Наверное, в первую очередь, это умение жертвовать чем-то во имя любимого человека.
- Наверное…
- А ты? Что ты думаешь о любви?
- Любовь – это боль.
……
Боль. Ее столько разновидностей. Я не думал, что так много. Я не знал, что она бывает такой разной. Не задумывался над тем, насколько саднящая боль от стертых наручниками запястий не похожа на тонкую боль от распадающейся под лезвием плоти… а она, в свою очередь, не похожа на шипящую боль, с которой чернеет кожа под пламенем зажигалки. Бьющая в виски мигрень – это не боль. Это отдых от нее. Это почти счастье.
……
- Не надо! Ну пожалуйста!!! Нееет!!!!
Раскаленное железо аккуратно, почти нежно, прижимается к влажной коже точно напротив сердца. Формочка для печенья. Трогательное сердечко.
- Я люблю тебя…
Платок ласково впитывает мгновенно выступившую на лбу испарину, вбирает в себя льющиеся сплошным потоком слезы.
- Ну что ты? Посмотри, как красиво…
……
Красота. Я так много узнал о ней за последний год. Изможденное тело – это красиво. Сморщенные и бледные узоры заживших ожогов – это красиво. Свежие ожоги – это еще красивее. Их красоту превосходит только изящество вспоротой колючей проволокой кожи. Изысканность кровоточащего мяса под содранным лоскутом. Неповторимость истерзанной плоти.
Раньше я думал, что красота – это взмах твоих угольных ресниц и непроглядная чернота зрачка. Блеск тонкого локона на фоне белоснежного лба. Завораживающий танец тонких, но сильных пальцев профессионального хирурга.
Ты многое объяснил мне за неполные двенадцать месяцев.
Теперь мне кажется, что самое красивое на свете зрелище – это водопад крови, хлещущей из твоего разорванного горла, и закатившиеся глаза цвета остывшего пепла. Жаль только, что это зрелище мне недоступно.
……
- Ты боишься?
- Да.
- Боишься?
- Да!
- Чего, маленький? – удивленно.
- Тебя.
- Меня? Не бойся. Я же люблю тебя. Разве любви можно бояться? Любовью надо наслаждаться…
……
Наслаждение. Еще одна веха. Еще одно открытие.
……
- Тебе хорошо, маленький?.. Тебе ведь хорошо?.. Тебе хорошо...
Мне хорошо. Мне так хорошо, что мой крик не стихает ни на секунду до тех пор, пока не отказывают измученные связки, тогда он переходит в хриплое поскуливание. И жгучие слезы разъедают искусанные в мясо губы. Но я еще держусь на шатких расползающихся коленях, я даже пытаюсь подаваться тебе навстречу, пусть от каждого толчка вглубь мне хочется сдохнуть, но это лучше, чем травление узоров кислотой по коже. На заднем плане гаснущего вспышками сознания слабо теплится надежда на то, что, удовлетворив свою похоть, ты забудешь о пузырьке темного стекла, ждущем на тумбочке у кровати...
Надежда – глупое чувство.*
……
Надежда… Первые несколько месяцев она была моей худшей пыткой. Я все ждал, что меня хватятся, надеялся, что на работе забеспокоятся, почему учитель истории пропускает один урок за другим… А в середине третьего месяца ты вскользь упомянул о том, что в первую же неделю побывал в моей школе. Отнес им фиктивный открытый больничный. И поставил переадресацию на мой домашний телефон. Имея деньги, можно многое. Пожалуй, тогда я впервые до бессильного крика пожалел о том, что давно разорвал отношения с семьей и так и не обзавелся друзьями в реале. Виртуальные знакомые с успехом заменяли мне их. А потом ты один заменил всех.
……
History: Сколько мы уже общаемся?))
Abyss: месяц)
History: А мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь!..)))
Abyss: это нормально…) мне тоже кажется, что мы давно… знакомы)
Abyss: я хочу с тобой встретиться
History: Мм… я тоже… тоже хочу с тобой встретиться…))
Abyss: я рад) я так долго ждал этого…)
History: Целый месяц?))))))
Abyss: дольше… значительно дольше…)
History: Ты знаешь, мне даже немного страшно…))
Abyss: не бойся…)) тебе нечего бояться, маленький…)
……
День Святого Валентина. Ровно год назад. Наше первое свидание. Ресторан. Красные розы. Красная скатерть. Красное вино. И жарко мокнущие красные простыни в твоей квартире… и потрясающий секс… и череда нереальных оргазмов… ты во мне… везде… до конца… я засыпал счастливым.
А проснулся пристегнутым наручниками к спинке кровати.
Сначала я принял это за шутку. Однако, пробившись в оковах до глубокой ночи, охрипнув и дважды обмочившись, начал понимать, во что вляпался.
Когда ты, наконец, пришел, первым вопросом, который я задал тебе после потока ругательств, проклятий, угроз и просьб, было: «Зачем?»
И ты ответил: «Я хочу, чтобы ты никогда не забыл этот праздник, маленький…»
Праздники, проведенные в твоем обществе сложно забыть. Мое тело и моя память хранят живые отметины – напоминания о каждом из них… 23 февраля – перелом запястья и вывих бедра… Мой день рождения – длинные рваные шрамы на внутренней стороне бедер… Твой день рождения – тридцать четыре фигурных химических ожога – по числу прожитых тобою лет. Лет без меня, как ты сказал тогда. Новый год…
……
Новый год. Запах хвои и антисептика. Ледяное шампанское через катетер. Много. Слишком много. Я глотаю. У меня нет выбора. Сложно спорить со сломанной в трех местах челюстью, пусть она уже и почти срослась. Алкоголь на голодный желудок дурманит… кружит голову, изменяет сознание… И я уже сам выгибаюсь навстречу твоим рукам… И ты кажешься мне божеством в колышущемся мареве свечных бликов. Ты приподнимаешь мои бедра и входишь, как всегда насухую, втискиваешься в воспаленный проход, и я привычно прокусываю губу. Может быть, дело в шампанском, но сегодня я возбужден, впервые за долгое время, и ты тут же обматываешь у основания мой стоячий член сдернутой с елки серебристой и тягучей «дождинкой». Полимерная полоска остро впивается в возбужденную набухшую плоть, ранит, мучит… Кричу. Насколько позволяют сжатые челюсти. Хрипло и надсадно, в такт твоим медленным жестоким толчкам. Ты, не прекращая движений, аккуратно снимаешь с елочной ветви (как удобно: все под рукой, ты предусмотрел каждую мелочь) крупный стеклянный шар – к_р_а_с_н_ы_й – и резким движением бьешь его о железную спинку кровати. Во все стороны брызжет тонкая стеклянная крошка. Ты, изящно зажав в длинных холеных пальцах получившуюся «розочку», с нажимом ведешь фантастически острыми краями произвольную кривую от моего виска по щеке, челюсти, шее, груди, вниз, к паху… Полоска разошедшейся кожи тут же обрастает бахромой горячих рубиновых потеков… Наверное, это красиво. В коже очень много капилляров, ты рассказывал мне об этом, когда впервые кромсал скулящий комок заходящейся от ужаса плоти, в который я был превращен твоими проявлениями чувств. Я и сейчас скулю, но уже тише, я привыкаю… привык. Ты выписываешь последний кровавый вензель на моем животе и отшвыриваешь ненужный больше осколок… Я хочу, чтобы ты ускорил ритм… это означало бы, что конец близок. Но ты продолжаешь так же плавно втыкаться в меня и медленно ползти наружу, вытягивая за собой струйки крови из израненного отверстия… Я обессилено закрываю глаза, но слышу легкий шорох и тут же испуганно распахиваю их. Что еще ты задумал? В твоих руках длинная витая свеча… трепещущий язычок пламени двоится, отражаясь в моих расширившихся зрачках… Ты наклоняешь ее, и жидкий воск льется на обнаженную головку, заставляя мычать и биться под тобой. И, застывая, отстает гладкими ломкими корками, когда ты, сняв проклятую блестящую нитку, позволяешь мне зайтись болезненным вымученным оргазмом. И от него я кричу сильнее, чем от всей сегодняшней боли разом…
……
Воспоминания, как всегда, перехватывают горло тугим бинтом, практически уничтожая бережно взрощенную решимость. Я боюсь тебя. Я дико тебя боюсь. До истерики, до мучительных стыдных спазмов внизу живота. Это почти рефлекс. И ты это знаешь. И беззастенчиво пользуешься моим страхом. Однако он же дает мне преимущество. Ты не ждешь от меня опасности. Чем может быть опасно забитое искалеченное существо для своего мучителя?
Ты уверен в том, что сломал меня. Я уверен в том, что ты сделал меня сильнее. Гораздо сильнее, чем я был год назад. Год назад я боялся крови, боли и с ужасом смотрел выпуски криминальных хроник, отворачиваясь, когда на экране мелькало изображение прикрытого тряпкой искореженного т_е_л_а. Теперь я привык к виду крови и знаю о боли все. Теперь меня не напугать заметками о маньяках. И я точно знаю, что если когда-нибудь грязной засаленной тряпкой накроют твое т_е_л_о, я сдерну ее, чтобы всласть налюбоваться.
Мои мысли движутся рывками, осыпаются битым стеклом, перекатываются, раня сознание своими до жестокости острыми кромками, мешаются с ошметками воспоминаний.
Я жду тебя. Ты обещал вернуться пораньше сегодня. Интересно, что ты приготовил для меня на этот раз? Сегодня ведь как-никак наша годовщина. Первая. И я очень надеюсь, что последняя. Я готовился к этому дню четыре месяца. Ты говорил, что любишь сюрпризы. Ты удивишься моему сюрпризу. Надеюсь только, что у тебя будет не много времени на удивление. Я не знаю, что ты приготовил для меня, но я очень хорошо знаю, что я приготовил для тебя.
Ну где же ты?.. За окном темнеет, это значит, что сейчас около шести. Ты обещал прийти раньше, но задерживаешься. Где ты? Я уже целую вечность не умирал под черными углями твоих зрачков. Не вздрагивал от прикосновений твоих рук. Не вжимался в простынь при звуках твоего голоса…
Мысль о твоем голосе, как магнитом, тянет за собой очередное воспоминание.
……
Ночь. Мерное тиканье часов сочится в слегка приоткрытую дверь. Я не вижу ее – она за моей спиной – но чувствую тонкие нити сквозняка там, где одеяло недостаточно плотно прилегает к коже. Ноющее ощущение в срастающихся костях. Почти невыносимая днем, сейчас боль придушена анальгетиками и вяло копошится под гипсом. Такая, тихая и сонная, она даже чем-то приятна. Ты рядом, полулежишь на моей постели, поверх одеяла, в одежде, прислонившись к неудобной спинке из металлических прутьев, прижавшись ко мне. Твоя рука в моих отросших волосах. Гладит, перебирает, ласкает кожу головы. Нежно. Почти неощутимо. Иногда чуть спускается и касается щеки. Я чувствую тепло узкой сухой ладони и контрастную прохладу пальцев.
- Ты – все для меня. Ты – вся моя жизнь, понимаешь? Я мертв за стенами этой комнаты. Я мертв на улице, мертв на работе. Я живу только здесь. С тобой.
Твой голос звучит очень тихо и спокойно. Размеренно. Доверительно. Нежно. Можно было бы даже расслабиться и представить, что мы просто лежим вместе в постели после чудесного секса, и ты изливаешь мне душу. Можно было бы, но несколько мешают наручники, притягивающие мои руки к железу кроватной рамы, и тянущая боль в гипсовой скорлупе. Ты ненадолго замолкаешь, позволяя себе какой-то печальный вздох, а потом продолжаешь:
- Я никогда и никого не любил. Никогда. Никого. Я не позволял себе увлечься. Я хранил это чувство. Накапливал его годами. Берег для того единственного, кто будет достоин принять мою любовь. И сможет понять ее… Я выбрал тебя. Я увидел в тебе того, кто способен на это. Ты пока боишься. Да… наверное, я страшно люблю. Но ты поймешь потом, а, поняв, простишь. Ты пока просто не осознаешь, как много я делаю для тебя… Ч_т_о я дарю тебе. Мы с детства являемся рабами собственного тела. Мы зависим от него. Живем ради него. Подчиняемся ему. Телу холодно – и мы надеваем на себя ворох тряпок, тело проголодалось – и мы услужливо напихиваем его всякой дрянью, тело боится боли – и мы отступаемся от действительно важных целей и свершений. Страх тела – причина общечеловеческой трусости. Если бы человек не боялся шагнуть с высоты, люди давно бы уже летали. Тело каждого – это его клетка. Косный разум – замок на ней. Но и тело, и разум можно победить, сломать, обхитрить. Приучить к голоду и холоду… к боли… заставить разум превзойти категорию унижения. Я учу тебя свободе от тела, свободе от разума. Освободившись, ты станешь совершенством. Только совершенство достойно моей любви. Ты просто пока не понимаешь, насколько тебе повезло…
Твой голос становится все тише и тише, постепенно превращаясь в шепот.
- Ты – мое все… Меня нет без тебя… - твои губы касаются моего виска. – Я люблю тебя, маленький…
Я лежу, притворяясь спящим. Надеясь только, что сердце колотится не слишком гулко. Я не хочу слышать того, что ты мне говоришь. Я не желаю этого знать.
Я у тебя уже пятый месяц…
……
Мое сердце судорожно бухает в ребра ровно в тот момент, когда ключ входит в замочную скважину. За год я каким-то немыслимым способом научился до секунды точно чувствовать эти мгновения.
Звук закрывающейся двери, шорох снимаемой одежды, твои мягкие шаги.
- Здравствуй, маленький. Как ты?
Я еще не вижу тебя, но знаю, какое сейчас выражение на твоем лице. Смесь заботы и легкой печали, даже грусти.
- Хорошо. – Я очень стараюсь не позволить ноткам сарказма прорваться в голосе. Сегодня – сейчас – я должен вести себя идеально, чтобы ты ничего не заподозрил. Я слишком долго готовился, у меня есть один-единственный шанс и совсем нет права на ошибку. Я буду шелковым. Послушным и вежливым. Я усыплю твою бдительность. Ты поверишь мне. И я этим воспользуюсь.
Ты проходишь в зону моей видимости, садишься на корточки у кровати. Прохладные пальцы касаются моей щеки. Легонько, самыми кончиками, скользят по коже, гладят.
- Я скучал, хороший мой. Прости, что задержался. Пришлось.
Я киваю. А сам во все глаза гляжу на тебя. Высокий аристократичный лоб, четко очерченные скулы, темные брови вразлет, тонкие нервные крылья носа, порочный изгиб чуть пухлых губ. Вьющиеся волосы спадают мягкими локонами… Серый пепел радужки и уголь зрачка… Ты идеально красив… Просто прекрасен… Я вглядываюсь в твои черты, пытаясь впитать их в себя, запомнить каждую мелочь. Если все пойдет как надо, сегодня я вижу тебя в последний раз…
Ты встаешь и отходишь к окну. На тебе кипенно-белая рубаха свободного покроя и черные узкие брюки, и я отстраненно думаю, что к образу не хватает ботфортов. И красного пояса. Вообще чего-нибудь красного. Ты стоишь спиной, и моя рука как бы невзначай обхватывает тонкий вертикальный прут кроватного изголовья.
- Ты помнишь, какой сегодня день?
Твой вопрос заставляет меня вздрогнуть, хорошо, что ты этого не видишь. Стараясь, чтобы голос не слишком дрожал, отвечаю:
- Помню.
- Ровно год.
- Да.
Молчание. Тяжелое и напряженное. Не такое, как обычно. Что-то есть в этом молчании, что-то отличающееся от тех пауз, что были раньше.
- Тебе плохо со мной. – Ты не спрашиваешь – утверждаешь.
Я молчу.
- Я думал, ты поймешь. Я верил, что ты захочешь моей любви.
Молчу. Все идет не так, как я задумал, но мои пальцы упрямо перебирают железный прут, выкручивая его из гнезда. Я хочу быть готов.
- Я не хочу больше мучить тебя.
Сердце пропускает удар. Что ты задумал?
- Сегодня все закончится, ты ведь хочешь этого. Можешь считать это моим подарком.
А вот теперь сердце начинает колотиться, как сумасшедшее, и я явственно ощущаю резкую нехватку воздуха в легких.
Сглотнув, с трудом выталкиваю через горло липкий и тяжелый комок слов:
- Ты… убьешь меня?
Ты резко поворачиваешься ко мне. На твоем лице написан шок. Огромный неверящий шок, который вдруг сменяется плещущей из глаз болью, такой острой, что я вздрагиваю.
- Ты так и не понял… - твой голос тихий и слегка дрожащий. – Так и не понял…
Я пытаюсь тянуть время, длить разговор. Я будто раздвоился сейчас, и один пытается понять, что происходит, а другой – упорно следовать разваливающемуся на куски плану. Пальцы крутят шатающийся прут. Ты стоишь лицом, но не замечаешь этого, а может, и замечаешь, но списываешь на нервную моторику. Твой взгляд прикован к моему лицу. Я толкаю сквозь глотку очередной словесный комок:
- Не понял чего?
- Я люблю тебя… Я… освобожу тебя… от себя. Сегодня.
Выкрученный прут выскальзывает из моих разом ослабевших неловких пальцев, и в это же мгновение раздается жуткий треск со стороны прихожей. Я подскакиваю на кровати… А ты спокоен, только быстро переводишь взгляд на дверь, бормочешь: «Быстро…», – а потом возвращаешь его к моему лицу и смотришь, смотришь… словно пытаясь насмотреться впрок.
Ты не отводишь взгляда, даже когда комнатная дверь с грохотом впечатывается в стену под ударом тяжелого форменного берца. Резкий голос бьет по барабанным перепонкам:
- ВСЕМ ЛЕЖАТЬ, РАБОТАЕТ ОМОН! ЛИЦОМ В ПОЛ, РУКИ ЗА ГОЛОВУ!
Я в панике выворачиваю шею, забыв об освобожденной руке, чтобы увидеть у двери двух людей в форме и масках и угадать еще нескольких в прихожей. Лихорадочно перевожу взгляд на тебя. Для меня сейчас все происходит тягуче-неторопливо, будто в замедленной съемке… А ты не испуган… И даже не удивлен.
- ЛЕЧЬ НА ПОЛ, РУКИ ЗА ГОЛОВУ!
Вместо этого ты тянешься руками куда-то за спину, к брючному ремню. У тебя есть такая привычка – в особые моменты сцеплять руки на пояснице… Однако бойцы ОМОНа истолковывают твои действия по-своему.
Я отстраненно слышу сдвоенный хлопок из-за спины, и долей секунды позже на крахмальной белизне твоей рубашки расцветают два красных пятна. Я в ужасе поднимаю взгляд от твоей груди на лицо… А ты все так же смотришь на меня, заваливаясь назад… и губы шевелятся в попытке произнести что-то недосказанное…
Темно.
……
Криминальная хроника.
Неожиданной развязкой завершились поиски пропавшего около года назад двадцатичерехлетнего учителя истории Владислава К. Напомним, что молодой человек пропал примерно в феврале прошлого года. Изначально никто не занимался его поисками, поскольку на место работы якобы родственником был предоставлен открытый листок нетрудоспособности, свидетельствующий о длительной госпитализации К. в связи с обострением хронического заболевания. Однако через два месяца дирекция учебного заведения начала проявлять беспокойство, поскольку при попытке выяснить место госпитализации учителя, оказалось, что документ поддельный, а врача, «выдавшего» его, в природе не существует. Домашний телефон пропавшего не отвечал. Родители также не смогли пролить свет на ситуацию, пояснив, что сын прекратил общение с ними примерно за полгода до исчезновения. В виду сложившихся обстоятельств директором школы было принято решение обратиться к правоохранительным органам. В ходе розыскных мероприятий оперативниками был предпринят обыск квартиры пропавшего, в том числе – проверка информационного содержимого жесткого диска персонального компьютера. Некоторую зацепку в разгадке исчезновения дало изучение файлов электронной переписки, из которых стало ясно, что вечером 14 февраля прошлого года молодой человек отправился на встречу с неизвестным в ресторан ***, после чего дома уже не появлялся. В ходе допроса сотрудников ресторана оперативникам удалось получить приблизительный словесный портрет подозреваемого, однако на этом следы обрывались. Неизвестно, сколько еще времени могло продолжаться это, казалось бы, безнадежное расследование, но 14 февраля этого года в 17:45 в дежурную часть Первого отдела милиции поступил анонимный звонок с телефона-автомата. Мужчина, пожелавший остаться неизвестным, сообщил о месте нахождения пропавшего юноши.
По указанному адресу незамедлительно выехал отряд милиции особого назначения. В ходе спасательной операции при попытке сопротивления был убит преступник, которым оказался тридцатичетырехлетний Константин И. - ведущий хирург местной поликлиники. Потерпевший Владислав К. был госпитализирован. По данным следствия молодой человек удерживался маньяком на собственной квартире в течение года, регулярно подвергаясь пыткам и сексуальному насилию.
К сожалению, нанесенная преступником потерпевшему психологическая травма оказалась, видимо, слишком серьезной. 16 февраля этого года после очередного медицинского осмотра, дождавшись ухода врача, Владислав К. выбросился в окно стационара с четвертого этажа. Спасти жизнь пострадавшего врачам не удалось.
… …
«Если бы человек не боялся шагнуть с высоты, люди давно бы уже летали…»
Вопрос: Понравилось?
| 1. Да | 31 | (77.5%) | |
| 2. Не знаю даж..слишком жестоко | 5 | (12.5%) | |
| 3. Не очень | 1 | (2.5%) | |
| 4. Нет!!! | 3 | (7.5%) | |
| Всего: | 40 | ||
@музыка: Otto Dix - Маленькая девочка
@настроение: Грустно мне..
-
-
13.02.2010 в 22:21-
-
14.02.2010 в 13:50-
-
07.04.2010 в 13:35Спасибо за совет прочитать данный ориджинал... Грустный...очень... всё-равно я люблю истории,где главные герои в живых остаются...особенно в фанфиках на тему СасуНару))), хотя, думаю, что нас ожидает давольно грустный конец аниме (даже если Саске "упадёт кирпич на голову" и он решит вернуться в деревню...)
-
-
07.04.2010 в 13:47-
-
07.04.2010 в 14:11^^
-
-
20.07.2010 в 20:35-
-
21.07.2010 в 14:53-
-
21.07.2010 в 17:44-
-
22.07.2010 в 16:05-
-
22.07.2010 в 21:42-
-
23.07.2010 в 17:02-
-
24.04.2011 в 22:04