- Хочешь кончить… дрочи свой!©
Автор: Julia Lami
Бета: нет
Название: "Мое персональное проклятье"
Жанр: slash, humor.
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика
Права: мое
Размещение: на здоровье, только с ведома автора)
читать дальше
Юра
- Да!!! Саша! Да!!! Са-аша!! Ещё-о-о-О-О-О!
Блядь, я не могу больше! Я сейчас поднимусь и поубиваю их нахуй!
А ведь когда-то я искренне считал себя толерантным человеком. Цивилизованным и свободным от предрассудков. Я спокойно относился к приезжим, лицам неславянской национальности, неформалам (да я и сам, чего уж там…), всяким там баптистам-адвентистам и, да, к геям я тоже относился спокойно. Раньше. Давно. Твою мать!
Я всю жизнь руководствовался принципом, подслушанным еще в босоногом детстве у моей мудрой прабабушки. Принцип был коротким, но емким, и формулировался фразой: «Каждый дурак по-своему с ума сходит». Юный разум быстро проникся нехитрой философией и принял тезис на вооружение. Пусть кто угодно, делает, что хочет. Лишь бы меня не трогали. Следуя данному постулату, я счастливо дожил до своих двадцати семи лет. На двадцать восьмом году жизни меня, видимо, кто-то проклял. Шестнадцатого мая. В пятницу. Вечером. Именно тогда «в нашем доме появился замечательный сосед». Мое персональное проклятие. У личного проклятья Юрия Клименко, то бишь меня, оказались длинные каштановые волосы, собранные в хвост, и самые красивые на свете глаза цвета крепкой чайной заварки. Проклятье носило дорогущую джинсу, разъезжало на Лэндкрузере, снимало квартиру надо мной и бессовестно водило к себе парней. С завидной регулярностью. И звали мое проклятье…
- Са-аша-а!!
Именно!
- Сашенька-а-а!!!
Да когда ж ты уже кончишь, сволочь?!!
Обычный вечер обычной пятницы. Неделя в плане работы выдалась бурной и плодотворной, поэтому привычный пятничный загул я пустил по боку. Хотелось тихого домашнего вечера: горячая ванна, бутылка пива, загруженный плэйлист, книга и ни-ко-го. Да. Именно так и выглядит счастье замотанного в хлам манагера средней руки. И вот, когда теплая вода уже ласково обнимает затекшие мышцы, пена для ванн с ароматом ванили (кто сказал, что бабский?!) нежно ласкает кожу, динамики поют мне несравненным голосом Милен Фармер, а запотевшая бутылочка «Кроненбурга» приятно холодит ладонь… опять ЭТО! Да где ж он их берет, таких голосистых?!
Меня это бесит. Мало того, что он спит с мужиками, так он не стесняется информировать об этом весь дом. Ну весь подъезд уж точно. Я от этих воплей скоро на стенку полезу. А ему хоть бы хны! По утрам, если в лифте пересекаемся, кивает так величаво: «Доброго утра». Хозяин жизни, блин. Щегол пестрожопый! Это меня тоже бесит. А больше всего меня бесит то, что от этих криков и стонов у меня перманентный стояк! Такой, что хоть дрова руби! Вот и сейчас. Блин, ну не должно же так быть… я ж не из этих, всю жизнь за бабами бегал, да и сейчас бегаю, вот Леночка из планового, такая цаца, ножки, грудь… Стоны усиливаются. Черт, да что он там с ним делает? Подо мной так ни одна баба не стонала, я уж не говорю о себе, в жизни в постели ни звука не издал. А тут прямо… немецкое порно отдыхает! Интересно, а он, когда сексом занимается, волосы распускает? Блин, Юрий Евгеньевич, дорогой, ты сейчас вообще о чем подумал?! Чтобы успокоиться, делаю глоток пива, жидкость проскальзывает в горло, минуя вкусовые рецепторы. Да не хочу я никакого пива! Я совсем другого хочу. Сил нет, как хочу. Аж туман в голове. Донышко бутылки глухо звякает о кафельный пол. Рука скользит по груди: потрясающий контраст распаренного тела и холодной после ледяной бутылки ладони. По коже бегут мурашки, теплая вода уже кажется обжигающей, соски твердеют в касание. Второй рукой обхватываю член, первое движение – снизу вверх, самое сладкое… ммм… запрокидываю голову назад, ударяясь затылком о край ванны, но мне сейчас все равно, рука скользит по члену, вторая гладит грудь, шею, живот… обхватываю член жестче, ускоряю движения, непроизвольно выгибаясь в пояснице, еще, еще, еще… Остатки мозга в попытке реабилитировать хозяина подсовывают образ Леночки… Да к черту Леночку! Я дрочу, как заведенный, под хриплые стоны из 33-ей. Сейчас… уже почти… еще пара движений и… Ооооо!!!
Обессиленно сползаю в воду по самые уши. Вот же ж пиздец, а? Провожу мокрой рукой по лицу… Кстати, а стоны стихли. Похоже, мы с крикуном кончили одновременно.
Саша
Я проснулся от мерного перестука капель. Как-кап. Кап-кап. Спросонья подумал, что дождь, и успел посетовать на вчера вымытую машину. Кап-кап. Нет, это явно не дождь – звук какой-то… пластмассовый, что ли… Я прислушался. Черт, а звук, похоже, со стороны туалета. Я подхватился с постели, стараясь не разбудить… этого… как же? Костю, что ли? Вроде, да.
В голове мгновенно бахнула вспышка боли. У-уй… Как отвратительно в России по утрам. Хорошая штука абсент… но с вином его мешать определенно не стоило. Я доплелся до туалета, распахнул дверь и чертыхнулся. По крышке унитаза весело стучала капель. По стенам лилось. На полу уже натекла изрядная лужа. Да что там лужа, воды на два пальца, если бы не порожек, все это уже было бы в коридоре. Я тоскливо поднял глаза на потолок – ну конечно, между стыками пластика течет вода, пара плиток уже отошли... Отличное начало субботнего утра. Чертовы соседи! Где-то у меня был записан их телефон.
Дело в том, что эту квартиру я снимал у маминой старинной подруги, которая на закате лет прикупила себе домик где-то в пригороде и переехала туда, возделывать какие-то кошмарные грядки, я полагаю. Я как раз искал жилье, а этот вариант меня вполне устроил, мы столковались о цене, причем я накинул пару штук сверху с тем условием, чтобы она вообще не появлялась в квартире, и старушенция на радостях снабдила меня до кучи исчерпывающей информацией по всем соседям, включая номера телефонов. Так что я владею достаточно подробным досье на всех жителей нашего подъезда, разве что без фотографий. У старой кошелки оказались чекистские замашки.
Позвонил соседям, выслушал визгливые причитания на тему: «Ой-ой, батюшки, да как же так, только же все поменяли, а «крантик» сорвало, но мастера уже едут, скоро будут». Брезгливо повесил трубку. По моему глубокому убеждению, подобных людей стоит изолировать от общества. Крантик… тьфу! Потопал на кухню, по пути глянул на часы – половина девятого – чтоб ты провалилась со своим «крантиком», посреди ночи подняли! Голова раскалывалась. Кофе. Натуральный. Свежемолотый. Вот что мне сейчас нужно. И душ, желательно прохладный. Я сварил кофе, оставил его в джезве, чтобы не остыл, и пошел в ванную. Кода я, посвежевший и несколько подобревший, выходил из душа, противно тренькнул дверной звонок. Потом еще раз. О, Боже! Кто бы это ни был, он подождет. Сначала кофе! Я неспеша направился на кухню. Любимая фарфоровая чашка, блюдечко, налить ровно три четверти, пара щепоток корицы и ванильный сахар – обожаю ваниль. Пока я колдовал над кофе, звонок раздался еще раза четыре. Неймется же… Я даже знаю, кто это. Наверняка, сосед из 29-ой, и к нему протекло, видимо. Я подцепил одной рукой блюдце, другой чашечку, сделал первый – самый вкусный – глоток и пошел открывать.
Ну конечно, вот они мы, стоим, мнемся. Я открыл дверь.
- Ээ… - соседушка, кажется, забыл чего хотел, стоит, приоткрыв рот. Ну да, я знаю, что красив, но чего ж так пялиться? И потом, я ж не голый вышел, полотенцем обмотался, все прилично. Я лениво разглядываю его в ответ. Чуть пониже меня ростом, худощавый… а джинсики мы наверное по наследству получили, равно как и рубашку, а под рубашкой – майка с какими-то рожами, рок-группа, видимо и комнатные тапочки – завершающим штрихом… н-да-а… образец стиля. Сосед временно выходит из ступора:
- Доброе утро…
- Не уверен, - смотрю на него скептически, - у меня другие представления о хорошем начале дня.
Смутился. А чего смущаться? Приперся, девяти еще нету… Он что ожидал, что я с ним обниматься полезу?
- Я этот… я Ваш… - иронично приподнимаю бровь, - Ну… нижний… - бровь ползет еще выше. О, господи, интересно, он сам слышит, что несет? Мой он, нижний… Нет, парниша, на моего нижнего ты рожей не вышел. Хотя, в целом, рожа так ничего, глазки серенькие, вроде даже умненькие… Волосы светлые во все стороны. Тонкие, хоть и густые. Из-за этого он кажется не лохматым, как должен, а, скорее, пушистым. Одуванчик, блин.
Совсем стушевался. Так мы до вечера в дверях простоим.
- Вы из 29-ой? – бросаю ему спасательный круг.
- Да! – Одуванчик с радостью за него хватается, - У Вас там, наверное, труба течет…
- У меня ничего не течет, - с ударением не слове «меня». Смотрю на его потерянную физиономию. Ну откуда ты такой вылез? – Течет у соседки сверху из 37-ой. У нее там, знаете ли, «крантик».
- А-а… понятно, - и что ж тебе понятно, Одуванчик? Да куда ты так смотришь? Пирсинг, что ли, увидел? Да, колечко в соске, платина, крохотный бриллиантик. Лично мне нравится. Да и не только мне. Подавляющему большинству, я бы сказал. Так и должно быть. Работа у меня такая – всем вокруг нравиться.
- Ну я пойду? – в этот момент из спальни высовывается заспанный Костя.
- Саш, к нам кто-то пришел? – «К нам»? Не поворачивая головы:
- Я не знаю, кто пришел «к вам», а ко мне пришел сосед из 29-ой. Но он уже уходит. М? – я вопросительно смотрю на одуванчика. Одуванчик ошалело смотрит на Костю. Нашел куда смотреть. Потом смаргивает, кидает взгляд на меня, кивает и ретируется в сторону лестницы.
Я закрываю дверь и поворачиваюсь к Косте с непроницаемым лицом. Зарвался мальчик. Думает, если я пару раз его трахнул, то можно говорить обо мне и о себе как о «нас»? Ошибка. В его случае – фатальная. Пора прощаться. Но напоследок… Прохожу мимо него на кухню, походя хлопаю по заднице.
- В душ. И зубы почисть! – иду дальше, не оборачиваясь. Я стопроцентно уверен, что он сделает все, как я скажу. Я успеваю дойти до раковины и вылить в нее остатки кофе, когда в ванной начинает шуметь вода. Пожимаю плечами - естественно. Споласкиваю чашку, убираю все по местам и иду в спальню. Через несколько минут там же появляется притихший Костя. Понял, что что-то не то ляпнул. А поздно. Да и, признаться, надоел он мне уже. Хотя, кое в чем он спец, надо признать. Хлопаю рукой по кровати. Его лицо озаряется улыбкой, видимо, решил, что прощен. Наивный. Или глупый просто. Да, скорее всего, второе. Подходит, садится. Я кладу ладонь ему на затылок и молча пригибаю его голову к своему паху. Поработай, малыш. Пусть у меня о тебе останутся приятные воспоминания.
Он понятливо берет мой полувозбужденный орган в рот. Полностью, мягко работая губами и жестче – языком. Я чувствую, как возбуждение накатывает на меня. Физиология. Он кончиками пальцев осторожно касается моих уже подтянутых яичек, я вздрагиваю всем телом, мой член уже не помещается у него во рту, он посасывает головку, кружит по ней языком, очерчивая контур. Я кладу ладонь ему на затылок, заставляя взять в рот глубже. Чувствую, как головкой упираюсь в его горячее горло. Он помогает себе рукой, влажная от слюны она скользит по стволу, сжимая, поглаживая… Быстрее… еще… Я беру его за голову двумя руками, задаю темп. Костя хватается за мои бедра, чтобы удержаться, не сбиться. Его язык вытворяет что-то невообразимое на моем члене, губы обхватывают так плотно… влажные звуки… Я безжалостно ускоряю темп, трахаю его в рот, вцепившись в волосы, глубоко, до основания. Он слегка всхлипывает. Еща пара движений… Я кончаю с протяжным стоном сквозь стиснутые зубы и откидываюсь на подушки. Несколько мгновений позволяю себе расслабиться, потом открываю глаза. Ловлю сумасшедший взгляд Кости. Он возбужден до предела. Хмыкаю про себя, встаю и, игнорируя его, иду в душ, предоставив ему возможность самостоятельно решать свою проблему. Отчетливо клацаю защелкой, чтобы не вздумал переться следом. Выхожу из ванной уже в шелковом темно-синем халате. Костя сидит на кровати, прикрывшись простыней.
- Саш…
- Тебе пора, Костя.
- А... да, хорошо, - он сникает и начинает одеваться, путается в штанах, потом с минуту ищет носок. Жалкое зрелище. Я скептически наблюдаю за ним, стоя в прихожей. Оделся, выходит.
- Саш, я позвоню?
- Не надо.
Глаза округляются:
- Со… совсем?
Ну ты еще заплачь мне тут.
- Совсем. Иди, Костя.
Идет. Как же меня бесит эта покорность. Ну обернись, скажи, что никуда не уйдешь. Ну прояви себя мужиком, в конце-то концов! Оборачивается. Да неужели?
- Саша, ты если что, знай, я всегда готов…
Нет, чудес не бывает.
- Я понял, Костя.
Закрываю за ним дверь. Прислоняюсь к ней. Стою. Всегда готов… Тоже мне, пионЭр. Очередное разочарование. Вздыхаю. Почему-то вспоминаются солнечные блики в шевелюре Одуванчика. Я улыбаюсь своему отражению в зеркале. Смешной он все-таки. Все еще улыбаясь, иду одеваться. У меня еще куча дел до вечера.
Юра
Я мрачно собирал воду тряпкой. Отвратительное утро! Блин! Я так ждал этой субботы! Выходной… Думал, высплюсь, расслаблюсь… Черта с два! Надо ж было, чтобы именно в субботнее утро у этой дуры сорвало кран! «Крантик», твою мать. Мало того, что мой санузел теперь напоминает олимпийский бассейн, так еще перед соседом себя выставил полнейшим идиотом! Нет, ну это ж надо было ТАК затупить! Не ожидал я от себя такого. Ага. А еще я от него такого не ожидал. Что он дверь откроет в одном полотенце. Я ж откровенно пялился на него стоял, как идиот. Аж заикаться начал. Тьфу! Еще решит, не приведи Господь, что я тоже… того. Но… Нет, ну не должен быть мужик таким красивым! Он же ж… идеальный какой-то… Пирсинг еще этот дурацкий… В соске… Больно, наверное. Вот все-таки странная у меня на него реакция. Ну вышел бы мне, к примеру, Димка-курьер дверь в полотенце открывать, разве ж я бы так напрягся? Да вообще, кто угодно… А этот… Это все, наверное от того, что я знаю, какой он… Ну, в смысле, что он не такой… Да еще и вопли эти постоянные. Кстати, голосистый этот тоже высунулся. Они, похоже, вообще свою ориентацию не скрывают. И не стыдно же им. А колечко из светлого металла… вряд ли серебро, платина, наверное… И камушек… Стоять!!! Отставить! Ох, Юрий Евгеньевич, мой-ка ты пол без размышлений. Тебе думать вредно в последнее время. Я энергичнее задвигал тряпкой.
Я успел привести в порядок квартиру, сходить по магазинам, сварить суп «Холостяцкий» (окорочок, два бульонных кубика, два брикета «Анакома», две картофелины, луковица, зелень) и даже вздремнуть пару часиков на диване перед телеком, компенсируя ранний подъем. В районе семи вечера раздался звонок в дверь. Я потопал открывать. На пороге стоял незнакомый юноша. Нет, смутно знакомый юноша… Нет, прямо до ужаса знакомый юноша… Я открыл рот, пораженный кошмарной догадкой. Парень расплылся в широченной улыбке.
- Сергеева, ты что ли??!!!
«Парень» заржал в голос, и я убедился в своей правоте.
- Твою мать! Ты ж меня заикой оставишь!
- Не драматизируй, Клименко! Ты меня впустишь, может?
- Да заходи, кто тебе не дает…
Светку Сергееву я знал еще с детства. Мы ходили в один детский сад, потом в одну школу, жили по соседству и крепко дружили. После школы я поступил на экономический, она на журфак, но дружить мы продолжали по сей день. Светка была, что называется, «свой пацан». С ней запросто можно было бахнуть пивка и одинаково плодотворно обсудить наилучший вариант прокачки в «Готике», цены на подержанные авто в Москве и мою очередную пассию… Или просто тупо поржать, что мы и проделывали регулярно.
- Сергеева, так че за маскарад? Скрываешься, что ли, от кого? Тебе наконец-то решили набить физиономию за твои статейки? – подобные пикировки – это у нас со Светкой своеобразный ритуал, мы оба получаем от него несказанное удовольствие.
- Не дождешься! Но ты прав, с работой это действительно связано, - Светка, успевшая усесться на диван, нетерпеливо подпрыгнула: - Не, ну скажи, ты ведь повелся? Повелся, да?
- Конечно, повелся! Думал, пацан пришел какой-то… Нафиг тебе это надо? Давай колись, авантюристка, - это, кстати, святая истина, авантюрный характер Сергеевой проявил себя еще в детском саду, когда эта пигалица в возрасте пяти лет собрала всех оказавшихся поблизости детей и увела их через дыру в заборе «в зоопарк». Любителей зоопарка за малым не отравившиеся валерьянкой воспитатели отлавливали по району последующие три часа. Светке капитально влетело от родителей, но авантюрный дух это из нее не вышибло, а, напротив, укрепило.
- Значит, все получится! Раз уж ты меня за парня принял, то и они примут за милую душу! – Светка улыбалась во все тридцать два.
- Да кто «они»? Сергеева, кончай нагнетать интригу!
- Геи.
- Чегооо?!
- Геи, Юра. Это мужчины, которые…
- Сергеева! Я знаю, кто это такие!
- Ну вот… А у меня задание от редакции, написать развернутую статью о жизни сексуальных меньшинств. Я про геев пишу, а Гришка Антонов – про лесби.
- Эт вам специально так жизнь осложнили?
- Да хрен его знает. Ну, короче, вот так вот.
- Я, один хер, ничего не понял. Надо писать, так пиши. А переодеваться-то зачем? В образ вникаешь, что ли? – я хохотнул и отправился на кухню, наводить чай.
- Глупый ты, Юрочка, - Светка протопала за мной и по-хозяйски расположилась на кухонном уголке, - как же ж я тебе вот так возьму и напишу? Лучшие статьи пишутся с натуры!
- С обнаженной?
- Вот придурок, а! У кого что болит… - Сергеева скорчила ехидную рожу и взялась за чашку. Я сел напротив нее на табуретку.
- И где ты собралась искать эту свою «натуру»? На улице? Или в метро? Надеешься привлечь «натурщиков» своим обновленным образом? Боюсь разочаровать, но парень из тебя получился, прямо скажем, не очень… - я хихикнул и с удовольствием сделал глоточек чая, наслаждаясь ароматом – ваниль и цветки ромашки – мой любимый.
- Бестолочь, - Светка посмотрела на меня прямо таки с материнской нежностью, - разумеется, в гей-клубе.
- Логично…
- И ты идешь туда со мной!
- С хуя ли? – совершенно спокойным будничным голосом. Я на ее шуточки уже давно не покупаюсь, еще с того же садика.
- Клименко, ты мне друг или кто? – возмущенно.
- Бля, Сергеева, ты че, серьезно?
- Ну конечно!!!
- Охренела????!!! – я подавился чаем и закашлялся.
- Ну, Юр… Ну ты сам подумай, если я туда в одиночку припрусь… Совершенно одинокий симпатичный мальчик, а я считаю, что мальчик из меня получился очень даже симпатичный, в гей-клубе, куда ходят в первую очередь ради знакомств такого плана… Да меня трахнут в туалете в первые десять минут! Точнее, попытаются трахнуть и будут жутко разочарованы… Скандал, разбитые сердца… Кому это надо? Поэтому мне нужен спутник! Партнер! И ты – идеальная кандидатура!
- Бля, а моего мнения ты спросить не хочешь?
- Не хочу, чего спрашивать, я его и так знаю, оно у тебя на лбу написано: «Пошла на хуй, идиотка!»
- В целом, мысль ты уловила верно… Нет, Сергеева, нет и еще раз нет!
- Ююууур?
- Нет.
- Юр…
- Свет, ты вообще понимаешь, о чем меня просишь???!!!
- Блин, да не ори ты! Можно подумать, я тебя прошу прийти в гей-клуб и начать там трахаться направо и налево. Это клуб все-таки, Юрочка, а не бордель! Юр, ну чего тебе стоит? Ты меня спасешь просто! Ну кого я еще могу о таком попросить? Ну, Юраааааа!
- Свет, - понимая, что битва, в целом, уже проиграна, я все еще вяло пытался отбиваться, - Свет, да я не похож совсем на этих…
Светка скептически оглядела меня с ног до головы:
- Н-да-а-а… И впрямь. Ну ничего, это дело поправимое… Придумаем чего-нибудь. Так ты согласен?
Я обреченно махнул рукой:
- Черт с тобой! Но учти, Сергеева, ты мне за этот пиздец будешь должна, как земля колхозу!
- Уррррааааа!!! – Светка кинулась мне на шею, - Спасибо, Юрочка!!! Ты мой спаситель прямо! Какие вопросы? Сочтемся!
Я тоскливо посмотрел на нее:
- Когда идти-то?
- Через два часа!
- Светка!!!!
- Ты уже обещал!
- Твою мать! – с чувством сказал я и задумался, может, мое проклятие все-таки она?..
- Так что давай быстренько в душ, и будем тебя одевать…
- Я вчера только ванну принимал… - робко и безо всякой надежды.
- Н-да, Клименко, гей из тебя никудышный…
- Пошла ты! – беззлобно, деваться уже, один хрен, некуда…
- Давай, Юрасик, давай, топай. И голову помой!
- О, Господи! – я страдальчески подкатил глаза и отправился в душ. Когда на Светку нападает деятельное настроение, ей лучше не сопротивляться. Я в такие моменты называю ее «генератор суматохи».
Через двадцать минут я вышел из душа, скрипящий от чистоты и благоухающий любимым ванильным мылом. Даже настроение поднялось. Светка обнаружилась в спальне, перед распахнутыми створками платяного шкафа.
- Юр, а Юр… А у тебя есть чего-нибудь приличное?
- А что в твоем понимании «приличное»?
- Что-нибудь, радикально отличающееся от того, в чем я вижу тебя последние десять лет.
- Ни хрена себе заявки! – я плюхнулся на кровать, - Погляди в ящике внизу, там то, что выкинуть жалко, а носить невозможно.
Светка мгновенно выдвинула ящик.
- О! Слуушай, шикарные джинсы! Почему не носишь?! – Сергеева вытащила наружу черные фирмовые штаны. Настолько качественные, что кажущиеся бархатными. Их мне несколько лет назад привезла мамина сестра, откуда-то из Европы. Я их из вежливости померил один раз и сложил в заветный ящик.
- Они узкие.
- Иии?
- Неудобно же.
- Они тебе как раз?
- Ну да.
- Потерпишь! Надевай! – джинсы полетели в меня, - Да не вздумай под них семейники напялить, чудо!
- Да уж не дурак!
- Не факт… - задумчиво мурлыкнула моя подруга и вновь закопалась в ящик, - О! А это что? Какая прелесть! Одевай! – в меня летит черная же обтягивающая до немогу безрукавка. Мама подарила. О чем думала, когда покупала, – для меня до сих пор загадка!
- Ну, Свет, это уж совсем… - я сникаю под пронзительным взглядом и послушно натягиваю майку, Светка тут же вручает мне ремень – хоть что-то, что мне нравится. Черный кожаный с овальной металлической пряжкой, на которой выгравирован затейливый трайбл.
- Юрась, а у тебя, помнишь, такая цепь на шею была, серебряная? Ну толстая? – подхожу к комоду, беру с него цепку, одеваю на шею, смотрю на Сергееву, как еретик на инквизитора, - Чего еще? Губы накрасить?
- Это лишнее. Туфли наденешь новые и куртку тоже.
Ооо, куртка – да. За нее я последние деньги отдал. И понимал же, вроде, что на работу в ней не походишь, но захотелось вот, и все! Даже не куртка, скорее, а пиджак кожаный, только до талии и на молнии.
- Последний штрих… - моя инквизиторша выдавливает на руку геля для волос и некоторое время шурудит у меня в голове, - Иди, смотрись.
Я иду к зеркалу и застываю в шоке. Оттуда на меня глядит нечто с моей, вроде бы, рожей. На этом сходство исчерпывается. Невозможно узкие джинсы обтягивают все, что только можно обтянуть и подчеркивают все, что можно подчеркнуть. Та же история с майкой. (Гляди-ка, даже мышцы какие-то показались.) Куртка застегнута наполовину. Волосы, чуть волнистые от воды и геля зачесаны назад, на лоб спускается одна крученая прядка – локон страсти, блядь! От всего увиденного, мне хочется забиться под кровать. И чтобы Светка меня оттуда выгоняла шваброй. Которой у меня нет! Отворачиваюсь.
- Свет, я на пидора похож.
- Отлично!!! Именно этого мы и добивались! – а потом, как-то странно оборвав шутовские нотки в голосе, - Дурак ты, Клименко. Если б знала, что ты такой красивый, еще в школе бы влюбилась, - а потом снова нарочито весело, - Готов?
Я несколько удивленно смотрю на нее, но не решаюсь комментировать. Показалось, наверное.
- Готов. Насколько к подобному вообще можно быть готовым.
- Ну пошли, я такси уже вызвала.
Вздыхаю и выхожу в подъезд.
Юра
К клубу мы подъехали в начале одиннадцатого. Таксист заинтересованно глянул на нас, когда мы садились в машину, но других признаков негативного отношения не проявлял, и это меня несколько приободрило. Расплатились, вышли. Светка в широких полуспортивных штанах с накладными карманами, майке (блин, а куда она грудь-то дела? Надо будет спросить.) и расстегнутой рубахе – цвета хаки, вся в каких-то планочках, клепочках и нашивочках – навыпуск, без макияжа, а стрижка у нее и так короткая, она просто ее укладывать, как обычно делает, не стала. И я во всем своем педерастическом великолепии. Пока шли к входу, я поинтересовался:
- Слышь, дорогой, а тебя как звать-то?
- Света…
- Дура ты, а не Света…
- Тьфу ты, блядь! Ну тебя на фиг, Клименко! Совсем мне голову задурил.
- Я?!
- Ага. Ммм… Сергей. Ты меня, один черт, постоянно Сергеевой называешь. Так что сочетание звуков мне знакомое, я на него откликаюсь… Нормально.
- Сергей, так Сергей… Ох, «Сергей», молись, чтобы меня тут никто из знакомых не увидел…
- Гы-гы, - Светка ржет, - а ты уверен, что твои гипотетические знакомые сами захотят палиться?
- Хм. А ты прав… любимый, - последнее слово я произношу нарочито томно и нагло обхватываю Светку за талию. Она смотрит на меня со священным ужасом, но потом, видимо, успокаивается и тоже приобнимает меня. Так, в обнимку, мы минуем охрану на входе и проникаем в «святая святых» местного гей-сообщества.
Ну… Все не так ужасно, как я себе напредставлял. Я думал, тут вертеп какой-то, ан нет. Все вполне цивильно: музыка, освещение, барная стойка, вытянутый язык сцены, столики. Кто-то танцует, кто-то сидит… Клуб, как клуб. Вот только ни одной девушки. Вообще, ни единой. Я вздыхаю, как перед погружением, и ныряю следом за Светкой… ээ, пардон, за Сергеем, в танцующую толпу.
Взяв по коктейлю, мы садимся за столик.
- Сергей! А как клуб-то называется?
- «Лагуна».
- Дурацкое название…
- Предложи свое, - Светка смотрит на меня с интересом.
- Ну-у… Не знаю, например, «Гей, хлопцы!»
- Дурак!
- Уж какой есть, - я довольно ржу. Я вообще решил, что раз уж влез в очередную Сергеевскую авантюру по самые уши, то надо постараться расслабиться и получать удовольствие. А раз так, то я задаю наболевший вопрос:
- Слышь, Сереж, а куда ты сиськи дел?
Светка, явно не ожидавшая от меня подобного пассажа, закашливается, подавившись то ли коктейлем, то ли трубочкой от него.
- Блин, Клименко, ты хоть предупреждай, прежде чем такие вопросы задавать! – отдышавшись, она уже смеется и подмигивает мне, - Эластичным бинтом перетянула. А что? Так все героини женских романов делают, когда хотят замаскироваться под мужчину, чем я хуже. Тем более что метод действенный.
- Более чем, – соглашаюсь я, с некоторым неодобрением поглядывая на нее, и собираюсь сказать что-то еще, но в это время народ начинает оживленно шуметь и подтягиваться к сцене, обычный клубовый электрон стихает, и раздаются первые аккорды совершенно неожиданного здесь фламенко.
- Пойдем, – «Сергей» вскакивает и тянет меня за руку. Пойдем, чего уж там.
Мы пробираемся сквозь толпу поближе к сцене, я поднимаю глаза и понимаю, что либо я сошел с ума, либо одно из двух, потому что на сцене в свете единственного прожектора под страстный ритм фламенко двигается Мое Персональное Проклятие. На нем обтягивающие черные брюки, пышная кипельно-белая блуза и короткий черный камзол, отделанный серебряным галуном. Волосы гладко зачесаны назад и стянуты в хвост. Тонкая талия перехвачена широким красным поясом. Я смотрю на него, как последний идиот, не в силах отвести взгляд. Я сам не знаю, что со мной, я выпал из реальности. Есть только волнующий гитарный перебор и ОН. Танцор от Бога. Он не просто танцует под музыку, он живет в ней, все его движения так легки, непринужденны и гармоничны, будто он родился под звуки фламенко. Каждый жест таит в себе удивительную завершенность, каким-то непостижимым образом сочетающуюся с едва уловимой, эфемерной недосказанностью. Он, как магнит, притягивает к себе взгляды, мысли, чувства… Резкий поворот – и камзол летит в сторону. Еще один – и рубаха невыразимо изящным слитным движением стянута через голову. Он поворачивается лицом к зрителю, и крохотный бриллиантик ослепительно сверкает, преломив через свои грани электрический свет. Я стою, замерев и, кажется, забыв дышать. Музыка меняется, становится более плавной, тягучей… Его движения меняются ей под стать. Теперь это хищник, опасный и сильный. Он мягко двигается по сцене, играя мышцами, плавно перетекая из одной позы в другую. Я даже не замечаю, когда он успел избавиться от обуви и брюк. Просто понимаю вдруг, что он уже практически обнажен, тончайшие телесного цвета стринги – не в счет. Смотрю, не отрывая глаз, сердце колотится о ребра. Музыка наращивает темп. Он следует за ней, вливаясь в такт, кружится, внезапно останавливается, падает, снова взлетает на ноги, непостижимо прогибается назад, становясь на мостик, переходит на руки, опять припадает к сцене, ползет по ней вперед, перекатывается, садится, резким движением сдергивает с волос резинку, взмах головой – и они, взлетев, опадают тяжелым шелковым водопадом на плечи, спину, грудь. Я тяжело дышу, я сжал руку в кулак так сильно, что, похоже, поранил ладонь. Я дико возбужден. Меня трясет. Его кожа влажно блестит, под ней перекатываются четко очерченные мышцы, в его глазах – пламя, его губы чуть приоткрыты… Он уже не встает с пола, его движения ускоряются, приобретают шокирующую откровенность, они бесстыдно анатомичны, музыка заходится в сумасшедшем ритме и внезапно обрывается. Он замирает, совпав с ней до единого такта, вскинувшись в последнем отчаянном прогибе, выложившись в нем полностью так, что не возникает сомнений – это оргазм!
Я стою в ступоре еще два четких удара сердца, а потом срываюсь с места. Куда-нибудь! Скорее! Мне надо… Я не могу… Я лихорадочно проталкиваюсь скозь толпу и выскакиваю в коридор.
Вижу дверь со знакомым обозначением, краем сознания отмечаю забавный факт – а женского-то туалета тут вообще нет – и влетаю в прохладный кафельный бокс. Пусто. Мне везет. Хотя, сомневаюсь, что в теперешнем своем состоянии я бы кого-то заметил. Подхожу к умывальникам, опираюсь обеими руками на раковину и поднимаю глаза на свое отражение. Боже! Растрепавшиеся волосы, лоб в испарине и совершенно безумный шальной взгляд. Да что со мной? Я ненормальный? Когда я успел стать таким? Я дико возбудился от этого танца. От мужского танца. Пытаюсь остатками разума проанализировать ситуацию. Я хочу? Определенно. Я хочу кого-нибудь? Ни черта подобного! Я… я хочу… его? Да! Да, черт побери! Можно отказываться от этого сколько угодно, можно врать самому себе, но это ни-че-го не изменит. Я до безумия хочу Его. И никого другого. Осознание этого заставляет меня зажмуриться и сдавлено простонать. Так не должно быть. Это ненормально. Надо взять себя в руки, и все пройдет. Я открываю кран и умываюсь, пытаясь холодной водой остудить тот пожар, что сейчас бушует во мне, грозя выжечь дотла остатки благоразумия. Надо покурить и возвращаться к Светке, нехорошо я ее бросил. Я нетвердой походкой выхожу в коридор, интуитивно сворачиваю за угол и оказываюсь на лестничной площадке, тускло освещенной парой лампочек под матовыми плафонами. На перилах замечаю баночку с окурками. Отлично. Достаю сигареты, зажигалку - Светкин, кстати, подарок, стальной цилиндрик с затейливой гравировкой – и закуриваю, глубоко вдыхая дым. Надо успокоиться.
Саша
Я переодеваюсь в гримерке после душа. Я доволен сегодняшним выступлением. Давно не удавалось поймать соответствующего настроения, а тут вдруг накатило. Люблю это ощущение, когда можно забыться в музыке, жить в ней, наплевав на идиотскую действительность вокруг. Я полностью выложился сегодня. Танцевал, как в последний раз, как будто для кого-то, кто важен для меня. Это странно, но дает нужный настрой. Надеваю джинсы, облегающую хлопковую майку с длинным рукавом и выхожу покурить на лестничный пролет. Я всегда курю здесь, это лестница служебного входа. Но сегодня мое место уже кем-то занято. Я несколько недовольно смотрю в затянутую черной кожей спину незнакомца, опускаю взгляд ниже. Оо! Какая роскошная попка. Почти идеально округлая, туго затянутая в дорогую черную джинсу. Я совершенно точно не видел его здесь раньше. Я бы запомнил такое чудо. Слегка кашляю, чтобы привлечь его внимание. Он резко и как-то нервно оборачивается, и я несколько раз удивленно моргаю. Он?! Его невозможно узнать. Он великолепно выглядит, он потрясающе стильно одет, у него нет ничего общего с тем недоразумением, что топталось утром на пороге моей квартиры. И все же это он. Одуванчик.
Он гей?! Не может быть. Я ведь залез сегодня в записи старой чекистки: «кв. 29 – Юра Клименко. Хороший мальчик». «Хорошие мальчики» по определению не могут быть геями в больных мозгах старых маразматичек. И все же…
- Юрий?
Он кивает, выглядит при этом крайне потерянным. Я не могу избавиться от ощущения, что он едва сдержался, чтобы не шарахнуться от меня. Забавно. Чего бояться-то? Здесь все одинаковы. Все «свои». Нет, все же, как хорош. Определенно хорош. Я позволяю заинтересованности на мгновение мелькнуть во взгляде.
- Доброго вечера, - непринужденно улыбаюсь, - Не угостите зажигалкой? - про свою в кармане джинсов я благополучно «забываю».
- К-конечно. Пожалуйста. Вот, - он протягивает мне металлический цилиндрик. Я беру, подкуриваю, глядя на него. Он тушуется и немного краснеет. Ему очень идет. Я ненавязчиво облокачиваюсь на перила, поближе к нему. И в это время…
- Саша! – досадливо оборачиваюсь при звуках этого голоса. Только тебя здесь не хватало. Костя.
- Чего тебе, - грубовато, но у меня сейчас нет настроения разводить с ним церемонии.
- Саша, я хочу поговорить, - о, Боги!
- Говори.
- Наедине.
- Нет. Хочешь говорить, говори здесь и сейчас. Или не говори вообще.
Он смотрит на меня, и я прямо вижу, как его решительность утекает по капле. Но он все же находит в себе смелость сказать:
- Саша, вернись ко мне.
- Нет.
- Выслушай!
- Я слушаю.
- Я не могу без тебя!
- Костя, где ты этого нахватался? Ты говоришь, как персонаж мыльной оперы, - я знаю, что делаю ему больно, мальчик, похоже, действительно что-то испытывает ко мне. Но это не значит, что я согласен положить свою жизнь на алтарь его невнятного чувства.
- Я же знаю, ты сейчас один!
Меня осеняет грандиозная мысль.
- С чего ты взял? – я поворачиваюсь к Одуванчику, шокированно следящему за нашими разборками, нарочито лениво беру его за руку и властно притягиваю к себе, так, что он оказывается между моих разведенных ног. И, не давая опомниться ни ему, ни Косте, ни, что особенно важно, себе, накрываю его губы поцелуем. Они твердые и чуть сладковатые, я ловлю себя на том, что мне удивительно приятно. Ласкаю их языком, раздвигаю, выглаживаю десны. От него исходит такой чудесный запах… ваниль… потрясающе! Ваниль… Я отпускаю его запястье и рукой начинаю гладить спину, прижимая его к себе. А он… Он вдруг обхватывает мою голову ладонями, и сам углубляет поцелуй, буквально впиваясь в мои губы! От неожиданности, я уступаю ему инициативу, и он целует. Господи, как он целует! Отчаянно, страстно, глубоко, проникая языком в мой рот, переплетая его с моим, посасывая, покусывая мои губы. Никто и никогда не целовал меня так, с такой страстью, с такой силой, с такой властностью. Я упиваюсь этим поцелуем, в голове шумит, я просто теряю контроль. Я возбуждаюсь от этого поцелуя так, как с Костей не возбуждался от минета. Отвечаю ему, кажется, даже пытаюсь стонать. Как мне хорошо!
Он вдруг разрывает поцелуй. Смотрит на меня дикими безумными глазами пару секунд, а потом срывается с места и убегает так быстро, что я даже не успеваю опомниться. Я стою, с трудом переводя дыхание. В голове крутится анекдотический вопрос: «Что это было?» Отстраненно отмечаю, что Костя ушел. Я не заметил, когда. Все еще в прострации подношу к губам забытую сигарету. Тупо смотрю на истлевший окурок в дрожащих пальцах. Выбрасываю его в пепельницу.
И только сейчас понимаю, что продолжаю сжимать в руке его зажигалку.
Бета: нет
Название: "Мое персональное проклятье"
Жанр: slash, humor.
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика
Права: мое
Размещение: на здоровье, только с ведома автора)
читать дальше
Юра
- Да!!! Саша! Да!!! Са-аша!! Ещё-о-о-О-О-О!
Блядь, я не могу больше! Я сейчас поднимусь и поубиваю их нахуй!
А ведь когда-то я искренне считал себя толерантным человеком. Цивилизованным и свободным от предрассудков. Я спокойно относился к приезжим, лицам неславянской национальности, неформалам (да я и сам, чего уж там…), всяким там баптистам-адвентистам и, да, к геям я тоже относился спокойно. Раньше. Давно. Твою мать!
Я всю жизнь руководствовался принципом, подслушанным еще в босоногом детстве у моей мудрой прабабушки. Принцип был коротким, но емким, и формулировался фразой: «Каждый дурак по-своему с ума сходит». Юный разум быстро проникся нехитрой философией и принял тезис на вооружение. Пусть кто угодно, делает, что хочет. Лишь бы меня не трогали. Следуя данному постулату, я счастливо дожил до своих двадцати семи лет. На двадцать восьмом году жизни меня, видимо, кто-то проклял. Шестнадцатого мая. В пятницу. Вечером. Именно тогда «в нашем доме появился замечательный сосед». Мое персональное проклятие. У личного проклятья Юрия Клименко, то бишь меня, оказались длинные каштановые волосы, собранные в хвост, и самые красивые на свете глаза цвета крепкой чайной заварки. Проклятье носило дорогущую джинсу, разъезжало на Лэндкрузере, снимало квартиру надо мной и бессовестно водило к себе парней. С завидной регулярностью. И звали мое проклятье…
- Са-аша-а!!
Именно!
- Сашенька-а-а!!!
Да когда ж ты уже кончишь, сволочь?!!
Обычный вечер обычной пятницы. Неделя в плане работы выдалась бурной и плодотворной, поэтому привычный пятничный загул я пустил по боку. Хотелось тихого домашнего вечера: горячая ванна, бутылка пива, загруженный плэйлист, книга и ни-ко-го. Да. Именно так и выглядит счастье замотанного в хлам манагера средней руки. И вот, когда теплая вода уже ласково обнимает затекшие мышцы, пена для ванн с ароматом ванили (кто сказал, что бабский?!) нежно ласкает кожу, динамики поют мне несравненным голосом Милен Фармер, а запотевшая бутылочка «Кроненбурга» приятно холодит ладонь… опять ЭТО! Да где ж он их берет, таких голосистых?!
Меня это бесит. Мало того, что он спит с мужиками, так он не стесняется информировать об этом весь дом. Ну весь подъезд уж точно. Я от этих воплей скоро на стенку полезу. А ему хоть бы хны! По утрам, если в лифте пересекаемся, кивает так величаво: «Доброго утра». Хозяин жизни, блин. Щегол пестрожопый! Это меня тоже бесит. А больше всего меня бесит то, что от этих криков и стонов у меня перманентный стояк! Такой, что хоть дрова руби! Вот и сейчас. Блин, ну не должно же так быть… я ж не из этих, всю жизнь за бабами бегал, да и сейчас бегаю, вот Леночка из планового, такая цаца, ножки, грудь… Стоны усиливаются. Черт, да что он там с ним делает? Подо мной так ни одна баба не стонала, я уж не говорю о себе, в жизни в постели ни звука не издал. А тут прямо… немецкое порно отдыхает! Интересно, а он, когда сексом занимается, волосы распускает? Блин, Юрий Евгеньевич, дорогой, ты сейчас вообще о чем подумал?! Чтобы успокоиться, делаю глоток пива, жидкость проскальзывает в горло, минуя вкусовые рецепторы. Да не хочу я никакого пива! Я совсем другого хочу. Сил нет, как хочу. Аж туман в голове. Донышко бутылки глухо звякает о кафельный пол. Рука скользит по груди: потрясающий контраст распаренного тела и холодной после ледяной бутылки ладони. По коже бегут мурашки, теплая вода уже кажется обжигающей, соски твердеют в касание. Второй рукой обхватываю член, первое движение – снизу вверх, самое сладкое… ммм… запрокидываю голову назад, ударяясь затылком о край ванны, но мне сейчас все равно, рука скользит по члену, вторая гладит грудь, шею, живот… обхватываю член жестче, ускоряю движения, непроизвольно выгибаясь в пояснице, еще, еще, еще… Остатки мозга в попытке реабилитировать хозяина подсовывают образ Леночки… Да к черту Леночку! Я дрочу, как заведенный, под хриплые стоны из 33-ей. Сейчас… уже почти… еще пара движений и… Ооооо!!!
Обессиленно сползаю в воду по самые уши. Вот же ж пиздец, а? Провожу мокрой рукой по лицу… Кстати, а стоны стихли. Похоже, мы с крикуном кончили одновременно.
Саша
Я проснулся от мерного перестука капель. Как-кап. Кап-кап. Спросонья подумал, что дождь, и успел посетовать на вчера вымытую машину. Кап-кап. Нет, это явно не дождь – звук какой-то… пластмассовый, что ли… Я прислушался. Черт, а звук, похоже, со стороны туалета. Я подхватился с постели, стараясь не разбудить… этого… как же? Костю, что ли? Вроде, да.
В голове мгновенно бахнула вспышка боли. У-уй… Как отвратительно в России по утрам. Хорошая штука абсент… но с вином его мешать определенно не стоило. Я доплелся до туалета, распахнул дверь и чертыхнулся. По крышке унитаза весело стучала капель. По стенам лилось. На полу уже натекла изрядная лужа. Да что там лужа, воды на два пальца, если бы не порожек, все это уже было бы в коридоре. Я тоскливо поднял глаза на потолок – ну конечно, между стыками пластика течет вода, пара плиток уже отошли... Отличное начало субботнего утра. Чертовы соседи! Где-то у меня был записан их телефон.
Дело в том, что эту квартиру я снимал у маминой старинной подруги, которая на закате лет прикупила себе домик где-то в пригороде и переехала туда, возделывать какие-то кошмарные грядки, я полагаю. Я как раз искал жилье, а этот вариант меня вполне устроил, мы столковались о цене, причем я накинул пару штук сверху с тем условием, чтобы она вообще не появлялась в квартире, и старушенция на радостях снабдила меня до кучи исчерпывающей информацией по всем соседям, включая номера телефонов. Так что я владею достаточно подробным досье на всех жителей нашего подъезда, разве что без фотографий. У старой кошелки оказались чекистские замашки.
Позвонил соседям, выслушал визгливые причитания на тему: «Ой-ой, батюшки, да как же так, только же все поменяли, а «крантик» сорвало, но мастера уже едут, скоро будут». Брезгливо повесил трубку. По моему глубокому убеждению, подобных людей стоит изолировать от общества. Крантик… тьфу! Потопал на кухню, по пути глянул на часы – половина девятого – чтоб ты провалилась со своим «крантиком», посреди ночи подняли! Голова раскалывалась. Кофе. Натуральный. Свежемолотый. Вот что мне сейчас нужно. И душ, желательно прохладный. Я сварил кофе, оставил его в джезве, чтобы не остыл, и пошел в ванную. Кода я, посвежевший и несколько подобревший, выходил из душа, противно тренькнул дверной звонок. Потом еще раз. О, Боже! Кто бы это ни был, он подождет. Сначала кофе! Я неспеша направился на кухню. Любимая фарфоровая чашка, блюдечко, налить ровно три четверти, пара щепоток корицы и ванильный сахар – обожаю ваниль. Пока я колдовал над кофе, звонок раздался еще раза четыре. Неймется же… Я даже знаю, кто это. Наверняка, сосед из 29-ой, и к нему протекло, видимо. Я подцепил одной рукой блюдце, другой чашечку, сделал первый – самый вкусный – глоток и пошел открывать.
Ну конечно, вот они мы, стоим, мнемся. Я открыл дверь.
- Ээ… - соседушка, кажется, забыл чего хотел, стоит, приоткрыв рот. Ну да, я знаю, что красив, но чего ж так пялиться? И потом, я ж не голый вышел, полотенцем обмотался, все прилично. Я лениво разглядываю его в ответ. Чуть пониже меня ростом, худощавый… а джинсики мы наверное по наследству получили, равно как и рубашку, а под рубашкой – майка с какими-то рожами, рок-группа, видимо и комнатные тапочки – завершающим штрихом… н-да-а… образец стиля. Сосед временно выходит из ступора:
- Доброе утро…
- Не уверен, - смотрю на него скептически, - у меня другие представления о хорошем начале дня.
Смутился. А чего смущаться? Приперся, девяти еще нету… Он что ожидал, что я с ним обниматься полезу?
- Я этот… я Ваш… - иронично приподнимаю бровь, - Ну… нижний… - бровь ползет еще выше. О, господи, интересно, он сам слышит, что несет? Мой он, нижний… Нет, парниша, на моего нижнего ты рожей не вышел. Хотя, в целом, рожа так ничего, глазки серенькие, вроде даже умненькие… Волосы светлые во все стороны. Тонкие, хоть и густые. Из-за этого он кажется не лохматым, как должен, а, скорее, пушистым. Одуванчик, блин.
Совсем стушевался. Так мы до вечера в дверях простоим.
- Вы из 29-ой? – бросаю ему спасательный круг.
- Да! – Одуванчик с радостью за него хватается, - У Вас там, наверное, труба течет…
- У меня ничего не течет, - с ударением не слове «меня». Смотрю на его потерянную физиономию. Ну откуда ты такой вылез? – Течет у соседки сверху из 37-ой. У нее там, знаете ли, «крантик».
- А-а… понятно, - и что ж тебе понятно, Одуванчик? Да куда ты так смотришь? Пирсинг, что ли, увидел? Да, колечко в соске, платина, крохотный бриллиантик. Лично мне нравится. Да и не только мне. Подавляющему большинству, я бы сказал. Так и должно быть. Работа у меня такая – всем вокруг нравиться.
- Ну я пойду? – в этот момент из спальни высовывается заспанный Костя.
- Саш, к нам кто-то пришел? – «К нам»? Не поворачивая головы:
- Я не знаю, кто пришел «к вам», а ко мне пришел сосед из 29-ой. Но он уже уходит. М? – я вопросительно смотрю на одуванчика. Одуванчик ошалело смотрит на Костю. Нашел куда смотреть. Потом смаргивает, кидает взгляд на меня, кивает и ретируется в сторону лестницы.
Я закрываю дверь и поворачиваюсь к Косте с непроницаемым лицом. Зарвался мальчик. Думает, если я пару раз его трахнул, то можно говорить обо мне и о себе как о «нас»? Ошибка. В его случае – фатальная. Пора прощаться. Но напоследок… Прохожу мимо него на кухню, походя хлопаю по заднице.
- В душ. И зубы почисть! – иду дальше, не оборачиваясь. Я стопроцентно уверен, что он сделает все, как я скажу. Я успеваю дойти до раковины и вылить в нее остатки кофе, когда в ванной начинает шуметь вода. Пожимаю плечами - естественно. Споласкиваю чашку, убираю все по местам и иду в спальню. Через несколько минут там же появляется притихший Костя. Понял, что что-то не то ляпнул. А поздно. Да и, признаться, надоел он мне уже. Хотя, кое в чем он спец, надо признать. Хлопаю рукой по кровати. Его лицо озаряется улыбкой, видимо, решил, что прощен. Наивный. Или глупый просто. Да, скорее всего, второе. Подходит, садится. Я кладу ладонь ему на затылок и молча пригибаю его голову к своему паху. Поработай, малыш. Пусть у меня о тебе останутся приятные воспоминания.
Он понятливо берет мой полувозбужденный орган в рот. Полностью, мягко работая губами и жестче – языком. Я чувствую, как возбуждение накатывает на меня. Физиология. Он кончиками пальцев осторожно касается моих уже подтянутых яичек, я вздрагиваю всем телом, мой член уже не помещается у него во рту, он посасывает головку, кружит по ней языком, очерчивая контур. Я кладу ладонь ему на затылок, заставляя взять в рот глубже. Чувствую, как головкой упираюсь в его горячее горло. Он помогает себе рукой, влажная от слюны она скользит по стволу, сжимая, поглаживая… Быстрее… еще… Я беру его за голову двумя руками, задаю темп. Костя хватается за мои бедра, чтобы удержаться, не сбиться. Его язык вытворяет что-то невообразимое на моем члене, губы обхватывают так плотно… влажные звуки… Я безжалостно ускоряю темп, трахаю его в рот, вцепившись в волосы, глубоко, до основания. Он слегка всхлипывает. Еща пара движений… Я кончаю с протяжным стоном сквозь стиснутые зубы и откидываюсь на подушки. Несколько мгновений позволяю себе расслабиться, потом открываю глаза. Ловлю сумасшедший взгляд Кости. Он возбужден до предела. Хмыкаю про себя, встаю и, игнорируя его, иду в душ, предоставив ему возможность самостоятельно решать свою проблему. Отчетливо клацаю защелкой, чтобы не вздумал переться следом. Выхожу из ванной уже в шелковом темно-синем халате. Костя сидит на кровати, прикрывшись простыней.
- Саш…
- Тебе пора, Костя.
- А... да, хорошо, - он сникает и начинает одеваться, путается в штанах, потом с минуту ищет носок. Жалкое зрелище. Я скептически наблюдаю за ним, стоя в прихожей. Оделся, выходит.
- Саш, я позвоню?
- Не надо.
Глаза округляются:
- Со… совсем?
Ну ты еще заплачь мне тут.
- Совсем. Иди, Костя.
Идет. Как же меня бесит эта покорность. Ну обернись, скажи, что никуда не уйдешь. Ну прояви себя мужиком, в конце-то концов! Оборачивается. Да неужели?
- Саша, ты если что, знай, я всегда готов…
Нет, чудес не бывает.
- Я понял, Костя.
Закрываю за ним дверь. Прислоняюсь к ней. Стою. Всегда готов… Тоже мне, пионЭр. Очередное разочарование. Вздыхаю. Почему-то вспоминаются солнечные блики в шевелюре Одуванчика. Я улыбаюсь своему отражению в зеркале. Смешной он все-таки. Все еще улыбаясь, иду одеваться. У меня еще куча дел до вечера.
Юра
Я мрачно собирал воду тряпкой. Отвратительное утро! Блин! Я так ждал этой субботы! Выходной… Думал, высплюсь, расслаблюсь… Черта с два! Надо ж было, чтобы именно в субботнее утро у этой дуры сорвало кран! «Крантик», твою мать. Мало того, что мой санузел теперь напоминает олимпийский бассейн, так еще перед соседом себя выставил полнейшим идиотом! Нет, ну это ж надо было ТАК затупить! Не ожидал я от себя такого. Ага. А еще я от него такого не ожидал. Что он дверь откроет в одном полотенце. Я ж откровенно пялился на него стоял, как идиот. Аж заикаться начал. Тьфу! Еще решит, не приведи Господь, что я тоже… того. Но… Нет, ну не должен быть мужик таким красивым! Он же ж… идеальный какой-то… Пирсинг еще этот дурацкий… В соске… Больно, наверное. Вот все-таки странная у меня на него реакция. Ну вышел бы мне, к примеру, Димка-курьер дверь в полотенце открывать, разве ж я бы так напрягся? Да вообще, кто угодно… А этот… Это все, наверное от того, что я знаю, какой он… Ну, в смысле, что он не такой… Да еще и вопли эти постоянные. Кстати, голосистый этот тоже высунулся. Они, похоже, вообще свою ориентацию не скрывают. И не стыдно же им. А колечко из светлого металла… вряд ли серебро, платина, наверное… И камушек… Стоять!!! Отставить! Ох, Юрий Евгеньевич, мой-ка ты пол без размышлений. Тебе думать вредно в последнее время. Я энергичнее задвигал тряпкой.
Я успел привести в порядок квартиру, сходить по магазинам, сварить суп «Холостяцкий» (окорочок, два бульонных кубика, два брикета «Анакома», две картофелины, луковица, зелень) и даже вздремнуть пару часиков на диване перед телеком, компенсируя ранний подъем. В районе семи вечера раздался звонок в дверь. Я потопал открывать. На пороге стоял незнакомый юноша. Нет, смутно знакомый юноша… Нет, прямо до ужаса знакомый юноша… Я открыл рот, пораженный кошмарной догадкой. Парень расплылся в широченной улыбке.
- Сергеева, ты что ли??!!!
«Парень» заржал в голос, и я убедился в своей правоте.
- Твою мать! Ты ж меня заикой оставишь!
- Не драматизируй, Клименко! Ты меня впустишь, может?
- Да заходи, кто тебе не дает…
Светку Сергееву я знал еще с детства. Мы ходили в один детский сад, потом в одну школу, жили по соседству и крепко дружили. После школы я поступил на экономический, она на журфак, но дружить мы продолжали по сей день. Светка была, что называется, «свой пацан». С ней запросто можно было бахнуть пивка и одинаково плодотворно обсудить наилучший вариант прокачки в «Готике», цены на подержанные авто в Москве и мою очередную пассию… Или просто тупо поржать, что мы и проделывали регулярно.
- Сергеева, так че за маскарад? Скрываешься, что ли, от кого? Тебе наконец-то решили набить физиономию за твои статейки? – подобные пикировки – это у нас со Светкой своеобразный ритуал, мы оба получаем от него несказанное удовольствие.
- Не дождешься! Но ты прав, с работой это действительно связано, - Светка, успевшая усесться на диван, нетерпеливо подпрыгнула: - Не, ну скажи, ты ведь повелся? Повелся, да?
- Конечно, повелся! Думал, пацан пришел какой-то… Нафиг тебе это надо? Давай колись, авантюристка, - это, кстати, святая истина, авантюрный характер Сергеевой проявил себя еще в детском саду, когда эта пигалица в возрасте пяти лет собрала всех оказавшихся поблизости детей и увела их через дыру в заборе «в зоопарк». Любителей зоопарка за малым не отравившиеся валерьянкой воспитатели отлавливали по району последующие три часа. Светке капитально влетело от родителей, но авантюрный дух это из нее не вышибло, а, напротив, укрепило.
- Значит, все получится! Раз уж ты меня за парня принял, то и они примут за милую душу! – Светка улыбалась во все тридцать два.
- Да кто «они»? Сергеева, кончай нагнетать интригу!
- Геи.
- Чегооо?!
- Геи, Юра. Это мужчины, которые…
- Сергеева! Я знаю, кто это такие!
- Ну вот… А у меня задание от редакции, написать развернутую статью о жизни сексуальных меньшинств. Я про геев пишу, а Гришка Антонов – про лесби.
- Эт вам специально так жизнь осложнили?
- Да хрен его знает. Ну, короче, вот так вот.
- Я, один хер, ничего не понял. Надо писать, так пиши. А переодеваться-то зачем? В образ вникаешь, что ли? – я хохотнул и отправился на кухню, наводить чай.
- Глупый ты, Юрочка, - Светка протопала за мной и по-хозяйски расположилась на кухонном уголке, - как же ж я тебе вот так возьму и напишу? Лучшие статьи пишутся с натуры!
- С обнаженной?
- Вот придурок, а! У кого что болит… - Сергеева скорчила ехидную рожу и взялась за чашку. Я сел напротив нее на табуретку.
- И где ты собралась искать эту свою «натуру»? На улице? Или в метро? Надеешься привлечь «натурщиков» своим обновленным образом? Боюсь разочаровать, но парень из тебя получился, прямо скажем, не очень… - я хихикнул и с удовольствием сделал глоточек чая, наслаждаясь ароматом – ваниль и цветки ромашки – мой любимый.
- Бестолочь, - Светка посмотрела на меня прямо таки с материнской нежностью, - разумеется, в гей-клубе.
- Логично…
- И ты идешь туда со мной!
- С хуя ли? – совершенно спокойным будничным голосом. Я на ее шуточки уже давно не покупаюсь, еще с того же садика.
- Клименко, ты мне друг или кто? – возмущенно.
- Бля, Сергеева, ты че, серьезно?
- Ну конечно!!!
- Охренела????!!! – я подавился чаем и закашлялся.
- Ну, Юр… Ну ты сам подумай, если я туда в одиночку припрусь… Совершенно одинокий симпатичный мальчик, а я считаю, что мальчик из меня получился очень даже симпатичный, в гей-клубе, куда ходят в первую очередь ради знакомств такого плана… Да меня трахнут в туалете в первые десять минут! Точнее, попытаются трахнуть и будут жутко разочарованы… Скандал, разбитые сердца… Кому это надо? Поэтому мне нужен спутник! Партнер! И ты – идеальная кандидатура!
- Бля, а моего мнения ты спросить не хочешь?
- Не хочу, чего спрашивать, я его и так знаю, оно у тебя на лбу написано: «Пошла на хуй, идиотка!»
- В целом, мысль ты уловила верно… Нет, Сергеева, нет и еще раз нет!
- Ююууур?
- Нет.
- Юр…
- Свет, ты вообще понимаешь, о чем меня просишь???!!!
- Блин, да не ори ты! Можно подумать, я тебя прошу прийти в гей-клуб и начать там трахаться направо и налево. Это клуб все-таки, Юрочка, а не бордель! Юр, ну чего тебе стоит? Ты меня спасешь просто! Ну кого я еще могу о таком попросить? Ну, Юраааааа!
- Свет, - понимая, что битва, в целом, уже проиграна, я все еще вяло пытался отбиваться, - Свет, да я не похож совсем на этих…
Светка скептически оглядела меня с ног до головы:
- Н-да-а-а… И впрямь. Ну ничего, это дело поправимое… Придумаем чего-нибудь. Так ты согласен?
Я обреченно махнул рукой:
- Черт с тобой! Но учти, Сергеева, ты мне за этот пиздец будешь должна, как земля колхозу!
- Уррррааааа!!! – Светка кинулась мне на шею, - Спасибо, Юрочка!!! Ты мой спаситель прямо! Какие вопросы? Сочтемся!
Я тоскливо посмотрел на нее:
- Когда идти-то?
- Через два часа!
- Светка!!!!
- Ты уже обещал!
- Твою мать! – с чувством сказал я и задумался, может, мое проклятие все-таки она?..
- Так что давай быстренько в душ, и будем тебя одевать…
- Я вчера только ванну принимал… - робко и безо всякой надежды.
- Н-да, Клименко, гей из тебя никудышный…
- Пошла ты! – беззлобно, деваться уже, один хрен, некуда…
- Давай, Юрасик, давай, топай. И голову помой!
- О, Господи! – я страдальчески подкатил глаза и отправился в душ. Когда на Светку нападает деятельное настроение, ей лучше не сопротивляться. Я в такие моменты называю ее «генератор суматохи».
Через двадцать минут я вышел из душа, скрипящий от чистоты и благоухающий любимым ванильным мылом. Даже настроение поднялось. Светка обнаружилась в спальне, перед распахнутыми створками платяного шкафа.
- Юр, а Юр… А у тебя есть чего-нибудь приличное?
- А что в твоем понимании «приличное»?
- Что-нибудь, радикально отличающееся от того, в чем я вижу тебя последние десять лет.
- Ни хрена себе заявки! – я плюхнулся на кровать, - Погляди в ящике внизу, там то, что выкинуть жалко, а носить невозможно.
Светка мгновенно выдвинула ящик.
- О! Слуушай, шикарные джинсы! Почему не носишь?! – Сергеева вытащила наружу черные фирмовые штаны. Настолько качественные, что кажущиеся бархатными. Их мне несколько лет назад привезла мамина сестра, откуда-то из Европы. Я их из вежливости померил один раз и сложил в заветный ящик.
- Они узкие.
- Иии?
- Неудобно же.
- Они тебе как раз?
- Ну да.
- Потерпишь! Надевай! – джинсы полетели в меня, - Да не вздумай под них семейники напялить, чудо!
- Да уж не дурак!
- Не факт… - задумчиво мурлыкнула моя подруга и вновь закопалась в ящик, - О! А это что? Какая прелесть! Одевай! – в меня летит черная же обтягивающая до немогу безрукавка. Мама подарила. О чем думала, когда покупала, – для меня до сих пор загадка!
- Ну, Свет, это уж совсем… - я сникаю под пронзительным взглядом и послушно натягиваю майку, Светка тут же вручает мне ремень – хоть что-то, что мне нравится. Черный кожаный с овальной металлической пряжкой, на которой выгравирован затейливый трайбл.
- Юрась, а у тебя, помнишь, такая цепь на шею была, серебряная? Ну толстая? – подхожу к комоду, беру с него цепку, одеваю на шею, смотрю на Сергееву, как еретик на инквизитора, - Чего еще? Губы накрасить?
- Это лишнее. Туфли наденешь новые и куртку тоже.
Ооо, куртка – да. За нее я последние деньги отдал. И понимал же, вроде, что на работу в ней не походишь, но захотелось вот, и все! Даже не куртка, скорее, а пиджак кожаный, только до талии и на молнии.
- Последний штрих… - моя инквизиторша выдавливает на руку геля для волос и некоторое время шурудит у меня в голове, - Иди, смотрись.
Я иду к зеркалу и застываю в шоке. Оттуда на меня глядит нечто с моей, вроде бы, рожей. На этом сходство исчерпывается. Невозможно узкие джинсы обтягивают все, что только можно обтянуть и подчеркивают все, что можно подчеркнуть. Та же история с майкой. (Гляди-ка, даже мышцы какие-то показались.) Куртка застегнута наполовину. Волосы, чуть волнистые от воды и геля зачесаны назад, на лоб спускается одна крученая прядка – локон страсти, блядь! От всего увиденного, мне хочется забиться под кровать. И чтобы Светка меня оттуда выгоняла шваброй. Которой у меня нет! Отворачиваюсь.
- Свет, я на пидора похож.
- Отлично!!! Именно этого мы и добивались! – а потом, как-то странно оборвав шутовские нотки в голосе, - Дурак ты, Клименко. Если б знала, что ты такой красивый, еще в школе бы влюбилась, - а потом снова нарочито весело, - Готов?
Я несколько удивленно смотрю на нее, но не решаюсь комментировать. Показалось, наверное.
- Готов. Насколько к подобному вообще можно быть готовым.
- Ну пошли, я такси уже вызвала.
Вздыхаю и выхожу в подъезд.
Юра
К клубу мы подъехали в начале одиннадцатого. Таксист заинтересованно глянул на нас, когда мы садились в машину, но других признаков негативного отношения не проявлял, и это меня несколько приободрило. Расплатились, вышли. Светка в широких полуспортивных штанах с накладными карманами, майке (блин, а куда она грудь-то дела? Надо будет спросить.) и расстегнутой рубахе – цвета хаки, вся в каких-то планочках, клепочках и нашивочках – навыпуск, без макияжа, а стрижка у нее и так короткая, она просто ее укладывать, как обычно делает, не стала. И я во всем своем педерастическом великолепии. Пока шли к входу, я поинтересовался:
- Слышь, дорогой, а тебя как звать-то?
- Света…
- Дура ты, а не Света…
- Тьфу ты, блядь! Ну тебя на фиг, Клименко! Совсем мне голову задурил.
- Я?!
- Ага. Ммм… Сергей. Ты меня, один черт, постоянно Сергеевой называешь. Так что сочетание звуков мне знакомое, я на него откликаюсь… Нормально.
- Сергей, так Сергей… Ох, «Сергей», молись, чтобы меня тут никто из знакомых не увидел…
- Гы-гы, - Светка ржет, - а ты уверен, что твои гипотетические знакомые сами захотят палиться?
- Хм. А ты прав… любимый, - последнее слово я произношу нарочито томно и нагло обхватываю Светку за талию. Она смотрит на меня со священным ужасом, но потом, видимо, успокаивается и тоже приобнимает меня. Так, в обнимку, мы минуем охрану на входе и проникаем в «святая святых» местного гей-сообщества.
Ну… Все не так ужасно, как я себе напредставлял. Я думал, тут вертеп какой-то, ан нет. Все вполне цивильно: музыка, освещение, барная стойка, вытянутый язык сцены, столики. Кто-то танцует, кто-то сидит… Клуб, как клуб. Вот только ни одной девушки. Вообще, ни единой. Я вздыхаю, как перед погружением, и ныряю следом за Светкой… ээ, пардон, за Сергеем, в танцующую толпу.
Взяв по коктейлю, мы садимся за столик.
- Сергей! А как клуб-то называется?
- «Лагуна».
- Дурацкое название…
- Предложи свое, - Светка смотрит на меня с интересом.
- Ну-у… Не знаю, например, «Гей, хлопцы!»
- Дурак!
- Уж какой есть, - я довольно ржу. Я вообще решил, что раз уж влез в очередную Сергеевскую авантюру по самые уши, то надо постараться расслабиться и получать удовольствие. А раз так, то я задаю наболевший вопрос:
- Слышь, Сереж, а куда ты сиськи дел?
Светка, явно не ожидавшая от меня подобного пассажа, закашливается, подавившись то ли коктейлем, то ли трубочкой от него.
- Блин, Клименко, ты хоть предупреждай, прежде чем такие вопросы задавать! – отдышавшись, она уже смеется и подмигивает мне, - Эластичным бинтом перетянула. А что? Так все героини женских романов делают, когда хотят замаскироваться под мужчину, чем я хуже. Тем более что метод действенный.
- Более чем, – соглашаюсь я, с некоторым неодобрением поглядывая на нее, и собираюсь сказать что-то еще, но в это время народ начинает оживленно шуметь и подтягиваться к сцене, обычный клубовый электрон стихает, и раздаются первые аккорды совершенно неожиданного здесь фламенко.
- Пойдем, – «Сергей» вскакивает и тянет меня за руку. Пойдем, чего уж там.
Мы пробираемся сквозь толпу поближе к сцене, я поднимаю глаза и понимаю, что либо я сошел с ума, либо одно из двух, потому что на сцене в свете единственного прожектора под страстный ритм фламенко двигается Мое Персональное Проклятие. На нем обтягивающие черные брюки, пышная кипельно-белая блуза и короткий черный камзол, отделанный серебряным галуном. Волосы гладко зачесаны назад и стянуты в хвост. Тонкая талия перехвачена широким красным поясом. Я смотрю на него, как последний идиот, не в силах отвести взгляд. Я сам не знаю, что со мной, я выпал из реальности. Есть только волнующий гитарный перебор и ОН. Танцор от Бога. Он не просто танцует под музыку, он живет в ней, все его движения так легки, непринужденны и гармоничны, будто он родился под звуки фламенко. Каждый жест таит в себе удивительную завершенность, каким-то непостижимым образом сочетающуюся с едва уловимой, эфемерной недосказанностью. Он, как магнит, притягивает к себе взгляды, мысли, чувства… Резкий поворот – и камзол летит в сторону. Еще один – и рубаха невыразимо изящным слитным движением стянута через голову. Он поворачивается лицом к зрителю, и крохотный бриллиантик ослепительно сверкает, преломив через свои грани электрический свет. Я стою, замерев и, кажется, забыв дышать. Музыка меняется, становится более плавной, тягучей… Его движения меняются ей под стать. Теперь это хищник, опасный и сильный. Он мягко двигается по сцене, играя мышцами, плавно перетекая из одной позы в другую. Я даже не замечаю, когда он успел избавиться от обуви и брюк. Просто понимаю вдруг, что он уже практически обнажен, тончайшие телесного цвета стринги – не в счет. Смотрю, не отрывая глаз, сердце колотится о ребра. Музыка наращивает темп. Он следует за ней, вливаясь в такт, кружится, внезапно останавливается, падает, снова взлетает на ноги, непостижимо прогибается назад, становясь на мостик, переходит на руки, опять припадает к сцене, ползет по ней вперед, перекатывается, садится, резким движением сдергивает с волос резинку, взмах головой – и они, взлетев, опадают тяжелым шелковым водопадом на плечи, спину, грудь. Я тяжело дышу, я сжал руку в кулак так сильно, что, похоже, поранил ладонь. Я дико возбужден. Меня трясет. Его кожа влажно блестит, под ней перекатываются четко очерченные мышцы, в его глазах – пламя, его губы чуть приоткрыты… Он уже не встает с пола, его движения ускоряются, приобретают шокирующую откровенность, они бесстыдно анатомичны, музыка заходится в сумасшедшем ритме и внезапно обрывается. Он замирает, совпав с ней до единого такта, вскинувшись в последнем отчаянном прогибе, выложившись в нем полностью так, что не возникает сомнений – это оргазм!
Я стою в ступоре еще два четких удара сердца, а потом срываюсь с места. Куда-нибудь! Скорее! Мне надо… Я не могу… Я лихорадочно проталкиваюсь скозь толпу и выскакиваю в коридор.
Вижу дверь со знакомым обозначением, краем сознания отмечаю забавный факт – а женского-то туалета тут вообще нет – и влетаю в прохладный кафельный бокс. Пусто. Мне везет. Хотя, сомневаюсь, что в теперешнем своем состоянии я бы кого-то заметил. Подхожу к умывальникам, опираюсь обеими руками на раковину и поднимаю глаза на свое отражение. Боже! Растрепавшиеся волосы, лоб в испарине и совершенно безумный шальной взгляд. Да что со мной? Я ненормальный? Когда я успел стать таким? Я дико возбудился от этого танца. От мужского танца. Пытаюсь остатками разума проанализировать ситуацию. Я хочу? Определенно. Я хочу кого-нибудь? Ни черта подобного! Я… я хочу… его? Да! Да, черт побери! Можно отказываться от этого сколько угодно, можно врать самому себе, но это ни-че-го не изменит. Я до безумия хочу Его. И никого другого. Осознание этого заставляет меня зажмуриться и сдавлено простонать. Так не должно быть. Это ненормально. Надо взять себя в руки, и все пройдет. Я открываю кран и умываюсь, пытаясь холодной водой остудить тот пожар, что сейчас бушует во мне, грозя выжечь дотла остатки благоразумия. Надо покурить и возвращаться к Светке, нехорошо я ее бросил. Я нетвердой походкой выхожу в коридор, интуитивно сворачиваю за угол и оказываюсь на лестничной площадке, тускло освещенной парой лампочек под матовыми плафонами. На перилах замечаю баночку с окурками. Отлично. Достаю сигареты, зажигалку - Светкин, кстати, подарок, стальной цилиндрик с затейливой гравировкой – и закуриваю, глубоко вдыхая дым. Надо успокоиться.
Саша
Я переодеваюсь в гримерке после душа. Я доволен сегодняшним выступлением. Давно не удавалось поймать соответствующего настроения, а тут вдруг накатило. Люблю это ощущение, когда можно забыться в музыке, жить в ней, наплевав на идиотскую действительность вокруг. Я полностью выложился сегодня. Танцевал, как в последний раз, как будто для кого-то, кто важен для меня. Это странно, но дает нужный настрой. Надеваю джинсы, облегающую хлопковую майку с длинным рукавом и выхожу покурить на лестничный пролет. Я всегда курю здесь, это лестница служебного входа. Но сегодня мое место уже кем-то занято. Я несколько недовольно смотрю в затянутую черной кожей спину незнакомца, опускаю взгляд ниже. Оо! Какая роскошная попка. Почти идеально округлая, туго затянутая в дорогую черную джинсу. Я совершенно точно не видел его здесь раньше. Я бы запомнил такое чудо. Слегка кашляю, чтобы привлечь его внимание. Он резко и как-то нервно оборачивается, и я несколько раз удивленно моргаю. Он?! Его невозможно узнать. Он великолепно выглядит, он потрясающе стильно одет, у него нет ничего общего с тем недоразумением, что топталось утром на пороге моей квартиры. И все же это он. Одуванчик.
Он гей?! Не может быть. Я ведь залез сегодня в записи старой чекистки: «кв. 29 – Юра Клименко. Хороший мальчик». «Хорошие мальчики» по определению не могут быть геями в больных мозгах старых маразматичек. И все же…
- Юрий?
Он кивает, выглядит при этом крайне потерянным. Я не могу избавиться от ощущения, что он едва сдержался, чтобы не шарахнуться от меня. Забавно. Чего бояться-то? Здесь все одинаковы. Все «свои». Нет, все же, как хорош. Определенно хорош. Я позволяю заинтересованности на мгновение мелькнуть во взгляде.
- Доброго вечера, - непринужденно улыбаюсь, - Не угостите зажигалкой? - про свою в кармане джинсов я благополучно «забываю».
- К-конечно. Пожалуйста. Вот, - он протягивает мне металлический цилиндрик. Я беру, подкуриваю, глядя на него. Он тушуется и немного краснеет. Ему очень идет. Я ненавязчиво облокачиваюсь на перила, поближе к нему. И в это время…
- Саша! – досадливо оборачиваюсь при звуках этого голоса. Только тебя здесь не хватало. Костя.
- Чего тебе, - грубовато, но у меня сейчас нет настроения разводить с ним церемонии.
- Саша, я хочу поговорить, - о, Боги!
- Говори.
- Наедине.
- Нет. Хочешь говорить, говори здесь и сейчас. Или не говори вообще.
Он смотрит на меня, и я прямо вижу, как его решительность утекает по капле. Но он все же находит в себе смелость сказать:
- Саша, вернись ко мне.
- Нет.
- Выслушай!
- Я слушаю.
- Я не могу без тебя!
- Костя, где ты этого нахватался? Ты говоришь, как персонаж мыльной оперы, - я знаю, что делаю ему больно, мальчик, похоже, действительно что-то испытывает ко мне. Но это не значит, что я согласен положить свою жизнь на алтарь его невнятного чувства.
- Я же знаю, ты сейчас один!
Меня осеняет грандиозная мысль.
- С чего ты взял? – я поворачиваюсь к Одуванчику, шокированно следящему за нашими разборками, нарочито лениво беру его за руку и властно притягиваю к себе, так, что он оказывается между моих разведенных ног. И, не давая опомниться ни ему, ни Косте, ни, что особенно важно, себе, накрываю его губы поцелуем. Они твердые и чуть сладковатые, я ловлю себя на том, что мне удивительно приятно. Ласкаю их языком, раздвигаю, выглаживаю десны. От него исходит такой чудесный запах… ваниль… потрясающе! Ваниль… Я отпускаю его запястье и рукой начинаю гладить спину, прижимая его к себе. А он… Он вдруг обхватывает мою голову ладонями, и сам углубляет поцелуй, буквально впиваясь в мои губы! От неожиданности, я уступаю ему инициативу, и он целует. Господи, как он целует! Отчаянно, страстно, глубоко, проникая языком в мой рот, переплетая его с моим, посасывая, покусывая мои губы. Никто и никогда не целовал меня так, с такой страстью, с такой силой, с такой властностью. Я упиваюсь этим поцелуем, в голове шумит, я просто теряю контроль. Я возбуждаюсь от этого поцелуя так, как с Костей не возбуждался от минета. Отвечаю ему, кажется, даже пытаюсь стонать. Как мне хорошо!
Он вдруг разрывает поцелуй. Смотрит на меня дикими безумными глазами пару секунд, а потом срывается с места и убегает так быстро, что я даже не успеваю опомниться. Я стою, с трудом переводя дыхание. В голове крутится анекдотический вопрос: «Что это было?» Отстраненно отмечаю, что Костя ушел. Я не заметил, когда. Все еще в прострации подношу к губам забытую сигарету. Тупо смотрю на истлевший окурок в дрожащих пальцах. Выбрасываю его в пепельницу.
И только сейчас понимаю, что продолжаю сжимать в руке его зажигалку.
Вопрос: Понравилось?
1. Да | 27 | (96.43%) | |
2. Нет | 1 | (3.57%) | |
Всего: | 28 |
это НЕЧТО! то хохотала, то замирала от дикого восторга...